Все кругом врали, улыбаясь друг другу в глаза. Поливали приятеля за его же спиной. Доносили начальству. Стучали в загранкомандировках: напился, спустил деньги на баб, купил то, что ему не положено. И самое печальное, что выживали именно те, кто лгал, льстил, наушничал и пресмыкался лучше и успешнее других. А те немногие, кто оставался честен и не поддавался соблазнам, те, кто бился головой в закрытые двери, разбивал лоб и сердце, кто наивно и искренне верил, что может что-то улучшить и изменить в жизни, тот, кто наплевал на замшевые пиджаки и продолжал жарить пустую картошку на коммунальной кухне… Они ломались. Спивались или умирали молодыми. Часто – по собственной воле. Петля, окно, упаковка димедрола…
Путь правды был шаткий, коварный. И он выбрал другой. И казалось, все бы ничего… Только те, кто шел с ним по тому, «сладкому», почему-то выжили. По-прежнему держались на плаву. И были очень довольны жизнью. Мелькали в телевизоре, светились на фестивалях, носили новые пиджаки из вечного английского твида. И поддерживали под острый локоток прекрасных женщин – новых и молодых.
А он – нет: не выжил, не выплыл. Он готов был платить – и платил. Но почему? Почему он и еще жалкая кучка таких же, как он, неудачников? Почему не все, кто шел на сделку с совестью? Или есть счастливчики и есть те, кто платит за всех?
Он же был не хуже других, ей-богу! Дорогу переходил, но не стучал, никого не закладывал. Жену у друга не уводил, детей не бросал, просто так сложилось. Да, зачерствел, покрылся бегемотьей шкурой, толщиной в полметра. И при этом стал до противного сентиментальным в глупых, ничтожных моментах и очень пытался это скрыть. А истинное, глубокое горе его вообще не трогало. Потому что от истинного горя он старался закрыться и убежать.
Стал нетерпим к человеческим слабостям, нежа и поливая теплой водицей свои, родные. Стал не в меру брюзглив, придирчив и по-старчески капризен – короче, полный набор того, что он всегда ненавидел в людях.
Страдал от одиночества и отвергал любую помощь. Избегал общения. Презирал новомодных «творцов», варганящих сериалы из дерьма, и возмущался их заоблачными гонорарами. Не только возмущался, но и завидовал им, боясь самому себе в этом признаться.
Пытался убедить себя, что все это – слава, деньги, поклонники – ему не нужно. Всю эту пену, мелочь и пустую суету получил в своей жизни сполна. Накушался за троих. По сути, чего ему надо? Да ничего! Свежая газета по средам, та, которой он еще доверял. Пиво. Яичница у умелицы Нинки. Курица из духовки на ужин. Книги, они, слава богу, есть. Старые. Новые, по бешеным ценам, ему неинтересны.
Лекарства? Да не пьет он их! Правда, когда жмет затылок… Ну, или слева в груди… Идет к соседке, милой бабульке из квартиры напротив. И та, качая головой, осуждая, но жалея, дает ему таблетку какого-нибудь коринфара – и дело сделано. В поликлинику он упорно не шел, отчего-то было неловко. Словно так он окончательно признает себя стариком. Ну, сердце – так курильщик с сорокалетним стажем. И разумеется, он не алкоголик. А посчитать, сколько выпито за грешную жизнь… Не море, океан.
Словом, что в сухом остатке? Противный старпер, возражающий против всего. Одинокий, потерянный пень, брюзга и зануда.
Вот и радуйся на старости лет. Тебя же все раздражали! Все – жены, дети, любовницы, друзья. Ты так устал от непонимания. От людской тупости, алчности и неискренности. Ты так жаждал уединения, так о нем мечтал! Вот и получи.
Только Господь его не услышал. Не одиночества. Уединения! А это ведь разные вещи, совсем разные. Только там, наверху, не расслышали. Наверное, так наказали.
И еще эта девица из журнала… Вот не шла она из его атеросклеротической башки! И почему, спрашивается? Сам не понимал.
В который раз Анна набрала в поисковике фамилию Городецкий. Ничего нового. Все уже прочитано и выучено. Надо что-то делать. Чем-то зацепить этого упрямого старого осла. Найти то, от чего он не сможет отказаться.
Через пару часов наконец показалось, что нашла. Она перечитала текст еще три раза и поняла: есть! Есть то, что его непременно заденет. Итак…
Длинное интервью знаменитого артиста того времени. Однако этот когда-то златокудрый любимец всех советских женщин до сих пор оставался в тренде. Правда, теперь он играл не монтажников-высотников, сталеваров-стахановцев и лихих водителей грузовиков, а директоров заводов, усталых честных губернаторов и таких же честных и не понимающих реальности председателей правлений банков. Тех, кого ставят на место и называют «фунты». Которые в итоге садятся, а их товарищи успевают сбежать на Канары, естественно прихватив с собой все нехилые деньги.