– Доброе утро. – На пороге офиса появилась холеная дама средних лет в явно дорогом светло-бежевом плаще. Я приветливо поздоровалась и предложила Вольтарской снять плащ, заодно спросив, не откажется ли она от чашки кофе. И от того и от другого Вольтарская отказалась, решив, видимо, сразу приступить к обсуждению проблемы. По беспокойному взгляду ее темных глаз и скорбной складке возле полных, ярко накрашенных губ я поняла, что мою потенциальную клиентку что-то очень сильно тяготит.
Сев в предложенное кресло, Вольтарская нервным движением поправила красиво уложенные темно-каштановые волосы.
– Я к вам с необычной просьбой, – начала она. Не ахти какое вступление, к тому же за годы своей практики я успела к нему привыкнуть.
– Я вас внимательно слушаю, – поддержала я замолкшую было Вольтарскую.
– Да, так вот, – продолжала она, видимо, собравшись с силами. – Моя единственная дочь Алена погибла, вчера было девять дней.
Голос женщины задрожал, и она тяжело перевела дыхание, сцепив руки в замок. Я поставила перед ней бокал минеральной воды, и Вольтарская, сделав несколько небольших глотков, продолжила:
– Алене было всего двадцать три года, примерно год назад она вышла замуж.
Я насторожилась, взяв на заметку новоиспеченного вдовца, о личности которого мне пока ничего не известно.
– Как это произошло? – осторожно спросила я, имея в виду обстоятельства гибели девушки.
– Алена выбросилась из окна, – сообщила Вольтарская бесцветным голосом. – Во всяком случае, полиция так считает.
– Проводилось расследование? – уточнила я.
– Какие-то действия проводились, – неопределенно ответила Вольтарская. – Полиция пришла к выводу, что это самоубийство. Или несчастный случай. Так мне сказали.
– Какие основания считать, что это самоубийство? У Алены нашли записку?
Вольтарская покачала головой:
– Нет, никакой записки не было. Они опрашивали ее мужа, Виталия Нерпина. Тот сказал, что Алена последнее время была в подавленном состоянии. И еще ее подругу, Виолетту. Вернее, она была другом дома, если можно так выразиться. Они дружили втроем…
– И эта подруга тоже подтвердила, что у вашей дочери была депрессия? – спросила я.
– Да. – Женщина кивнула. – Я тоже замечала, что Алена погрустнела в последние несколько недель. Но все же я не верю в ее самоубийство. Сама она не могла на это пойти.
– Вы считаете, что вашу дочь убили?
Вольтарская посмотрела на меня в упор и без колебаний ответила:
– Да. Или ее довели до этого шага. И я хочу знать, кто это сделал.
Что ж, задача ясна. Мне остается лишь решить, браться ли за это дело. Для этого мне необходимо было кое-что уточнить.
– Вы хотите, чтобы преступник был изобличен и отдан в руки правосудия?
– Нет, – покачала головой Вольтарская. – Это вовсе не обязательно, да и вряд ли возможно. Я лишь хочу знать, кто он, вот и все.
– А если в ходе расследования выяснится, что Алена приняла это решение самостоятельно? Например, в силу каких-то обстоятельств, о которых вы не знаете? И никто не подталкивал ее к этому роковому решению?
– Что ж, тогда я буду знать, что это за обстоятельства. Но гонорар вы получите в любом случае, – спокойно ответила Вольтарская.
– Тогда я приступаю к расследованию, – подытожила я и озвучила сумму гонорара и задаток. Вольтарская без малейших колебаний выложила нужную сумму и заполнила бланки договора.
Когда с формальностями было покончено, я вновь приступила к расспросам.
– Мне необходимо знать, кто входил в круг общения Алены, – пояснила я. – И в первую очередь, что представляет собой ее муж.
– Они с Виталием поженились почти год назад, – начала Вольтарская. – Познакомились в университете, когда учились на последнем курсе.
– Они вместе учились?
Вольтарская кивнула:
– Да, на отделении культурологии. Виталий остался сиротой. Его отец умер, когда он был совсем маленьким, а мать – когда он поступил в университет, от какой-то тяжелой болезни. Я не спрашивала. Виталию пришлось нелегко. Он пытался совмещать учебу и работу, брал академический отпуск. Потом вновь вернулся в университет, так они с Аленой и оказались на одном курсе.