В результате, Виктор стал-таки инженером, хотя формально носил все-таки знаки различия флотского пилота. Пилотом он, на самом деле, и был — военным пилотом-инженером — испытателем воздухоплавательных машин.
Глава 3
1. Псков, сентябрь, 1950
Атакующие «Кочи» 5-й серии давно уже не в строю. Старая машина со множеством недостатков. Аэродинамика ни к черту — тупорылый штурмовик, с толкающим трёхлопастным винтом за спиной и дурацким прямоугольным оперением, — вооружение, допустим, неплохое, но это только если выходить один на один с таким же легковесом, как он сам, а с фрегатом или крейсером в одиночку уже никак не справиться, хотя случалось и такое. Ну и скорость. Мало того, что коч похож на бочку с пропеллером, так еще и машина у него маломощная. Эти штурмовики выдают максимум триста восемьдесят километров в час и при крутом пикировании могут потерять обшивку, потому что не предназначены для больших скоростей. И тем не менее, коч — это настоящий боевой самолет или, по современной классификации, ударный истребитель-штурмовик. И, подняв его в воздух, Ара почувствовала себя настоящим авиатором. Все-таки коч — не автожир и не геликоптер и уж точно, что не планер. Коч — это коч!
Конечно, Аре хотелось бы полетать на «коче» 11-й серии, которыми укомплектованы полки, базирующиеся на авиаматки, или на «гридне»-перехватчике с тянущим двухлопастным винтом. Вот где настоящая скорость, вот где драйв. От шестисот до семисот километров в час в зависимости от конфигурации. Да бог с ними с ударными истребителями-штурмовиками, сейчас Ара согласилась бы и на торпедоносец — «струг» или «лСдью» продвинутых моделей. Пятьсот пятьдесят километров в час на форсаже — тоже не фунт изюма. Но на данный момент ничего кроме старого коча пилотировать ей никто не доверит. Спасибо еще, что практически сразу пересадили со спарки на настоящую учебно-боевую машину. К слову сказать, такое счастье привалило только Аре и двум ее сокурсникам: Леше Аникееву и Мише Кону. А получилось это так.
Едва она успела посадить свой коч на аэрополе, — в тот самый первый день полетов, — как ее тут же взяли в оборот инструктор, летавший с ней на спарке, начальник летной практики и командир учебной роты.
— Чудес на свете не бывает, — упредил любые ее возражения лейтенант Вяземский. — Взлет с «подскоком Гущина» — это стиль палубной авиации. Посадка с изменением шага винта оттуда же.
— В небе держится уверенно, — добавил свои две копейки инструктор. — Коробочку прошла, как два пальца об… асфальт. Высота, скорость, мощность машины — все, согласно инструкции и без обычного для малолеток курсантского мандража.
— Значит, машину знаете, — подвел итог командир роты. — Летали. Вопрос, где?
— На аэрополе Коржа-Испытательный, — признала Ара.
Ей было стыдно, что она так запросто — и, в сущности, из одной своей немереной гордыни, — слила всю свою хитрожопую легенду.
— Кто же вас допустил в запретную зону? — удивился лейтенант Вяземский.
— Я там выросла, — тяжело вздохнула Ара, решившая, что будет врать до последней возможности. — Я из Устья-Вологодского, на аэрополе к отцу на велике ездила. Ну, и пилоты меня с детства знали. Шеф-пилот Скурихин с отцом, бывало, водку пил.
— А отец у нас кто? — задал закономерный вопрос командир учебной роты лейтенант Колдузов.
— Инженер.
— Понятно.
«Что б ты понимал!» — усмехнулась мысленно Ара, уловившая, что «вроде бы, пронесло».
Ее отец действительно имел инженерный диплом. В свое время закончил в Ниене Технологический институт. И про место проживания не соврала. Дом Авенира Никифоровича Кокорева — хозяина огромной индустриальной империи, которому, собственно, и принадлежали Вологодские авиастроительные заводы, — и в самом деле, располагался в Устье-Вологодском, как раз на краю полуострова, образованного извивом рек Сухона и Вологда. Красивое место, — вода, леса, заливные луга за плесом, — и Ара действительно с семи лет гоняла на велосипеде по всей округе. Правда, о том, что ее сопровождает негласная охрана, она тогда не знала.