— Ну, и что? — пожал плечами Кениг. — Воевали. А все одно, мы русские и они русские.
— Кто еще разделяет это мнение? — поинтересовалась тогда Лиза.
Ну, в самом-то деле! Что из себя дураков-то строить! Русские-то они все русские, только одни — себерцы, а другие — киевляне!
— Сейчас в Киеве у власти находится коалиция Консервативно-либеральной, Народной и Консервативной партий. Все три партии смотрят на этот вопрос именно так, как сформулировал его я. Ругают узколобых националистов, намеренно ограничивающих силу единой нации, и подумывают о том, что времена удельных княжеств ушли в прошлое, а для республик общие корни важнее местечковой фанаберии. Это я почти дословно цитирую Аристарха Вышатича — председателя КЛП.
— То есть, мы ведем переговоры об объединении? — спросила в лоб.
— Пока лишь о военно-политическом союзе, — ответил на ее вопрос Белов, — но да, в перспективе все заинтересованные стороны хотели бы объединится в одну сверхдержаву.
— Дайте угадаю, — покачала головой Лиза, — сторон больше двух?
«Мало им ниппонцев с цинцами, — с ужасом думала она, понимая уже, что ничего своими словами не изменит, слишком жирный кусок под носом, слишком серьезные открываются перспективы. — Сцепимся со всеми сразу, и будет вам, господа, Мировая Война!»
— Четыре, — подтвердил ее догадку Кениг. — Сибирское ханство и Земля Хабарова тоже готовы присоединиться.
— Ну, допустим с Землей Хабарова, все более или менее понятно, — пыхнула папиросой Лиза. — Они сейчас хватили лиху через край, им уже не до независимости. Но сибиряки? Они же никак не русские.
— Не русские, но впечатлены нашей веротерпимостью, — пояснил Белов. — К тому же у них под боком цинцы и Золотая орда, а в орде британцы. Я вам больше скажу, Елизавета Аркадиевна. Хазары тоже почву прощупывают на предмет войти в состав при сохранении определенной автономии.
«Твою ж мать! Ну, а я-то здесь при чем?!»
— Шила в мешке не утаишь, — сказала она вслух.
— Согласен, — подтвердил ее мысль Петр Гаврилович Ковров. — Мы полагаем, что информация уже просочилась.
— Тогда, война, — пожала плечами Лиза. — Та самая, глобальная и общемировая, о которой меня спросил господин Белов.
— Да, вот и я так думаю, — впервые подал голос адмирал Нестеров.
— И какова во всем этом моя роль? — Ну, зачем-то же ее пригласили, ведь так? — Я сенатор, а не весь Сенат. Да и не Сенатом единым жива Себерия, есть ведь еще и Дума.
— Вот поэтому мы вас и пригласили, — объяснил ей Нестеров. — Пара вам, Елизавета Аркадиевна, возвращаться домой.
— Это куда же? — не сразу оценила Лиза столь драматический поворот сюжета.
— На Флот.
— Эскадру дадите? — усмехнулась она, вспомнив давние уже свои похождения.
— Нет, — отрицательно взмахнул рукой кабинет-секретарь Белов. — Это было бы непозволительным расточительством.
— Видите ли, Елизавета Аркадиевна, — заговорил доселе молчавший Давид Рубинштейн, еще один сильный человек Себерии, — не в наших сила изменить политические и экономические процессы, разворачивающиеся сейчас в мире. Эта повозка уже катится под гору и, боюсь, для всех нас поздно пытаться ее остановить. Но, кое-что сделать все-таки можно. Например, убраться с ее пути или изменить вектор ее движения. Не на сто восемьдесят градусов, разумеется, — в гору сама не пойдет, сильно толкать придется, — но, возможно, хотя бы на десять-пятнадцать градусов в сторону отвернуть. Это все равно будет лучше, чем ничего.
— Замысловато, но не конкретно, — отреагировала Лиза. — Давайте будем конкретнее, Давид Моисеевич. Зачем я здесь?
— Что ж, давайте вернемся к конкретике, — согласился Белов. — Что мы имеем в уравнении? Во-первых, у нас имеется Набольший боярин Адмиралтейства адмирал Ксенофонтов. Вы ведь его знаете, Елизавета Аркадиевна. Он и в лучшие времена был скорее политиканом, чем флотоводцем. А сейчас он стар, да и устал от «этой жизни». Надо бы его поменять на кого-нибудь помоложе и покрепче духом, да нельзя. На Ксенофонтова завязаны многие и многие политические комбинации. Но оно, может быть, и неплохо. Зато никуда не полезет, если его правильно об этом попросить.
— Допустим, — кивнула Лиза. — Но какова в этом деле моя роль? У нас с Ксенофонтовым ни дружбы, ни любви. Я на него воздействовать не могу.
— И не надо, — вступил в разговор адмирал Никонов. — Воздействовать будут другие, а вот действовать придется вам.