Деррик скрипит зубами, и я практически вижу, как он машет рукой, отпуская меня.
— Ты всегда безнадежен, когда пьян. В любом случае, пожалуйста, скажи мне, что ты дома, в том большом готическом особняке, за который тебе заплатили гонорар, или в каком-нибудь кафе, где вы, писатели, любите собираться.
— Я ухожу с занятий прямо сейчас. Если это поможет, я пойду в кафе.
Деррик вздыхает:
— Мы говорили об этом, приятель. — за те годы, что Деррик был моим агентом, мне никогда не нравилось, что он называет меня приятелем. — Ты автор многочисленных публикаций и бестселлеров. На кой черт тебе нужна программа МИД? Она только отнимет у тебя больше времени, а ты уже пропустил два крайних срока для своей следующей книги.
Как будто я не очень хорошо понимаю, насколько сильно отстаю от графика. С момента выхода моего дебюта я постоянно выпускал по книге в год и ни разу не пропустил ни одного срока.
Я пропускаю кофейню и широкими шагами выхожу из здания, попадая в солнечную, теплую погоду, которая резко контрастирует с бурей, назревающей в моей голове.
— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.
— Ты все еще говоришь мне о той рецензии. — Деррик почему-то совершенно сбит с толку, как будто он сам не читал её, когда я отправил ее ему в три часа ночи. — Итак, он написал о тебе и о твоей книге. Это всего лишь предположения. Один отрицательный отзыв не повлияет на твои продажи.
— Меня не волнуют мои продажи, — огрызаюсь я. — Меня беспокоит моя неспособность писать. Продолжать создавать свой так называемый бред.
— Знаешь, тебе не обязательно постоянно всем что-то доказывать. Ценность, которую люди придают твоей работе, не отражается на тебе как на личности. Единственная причина, по которой ты не можешь писать, — это то, что ты позволяешь случайному незнакомцу из Интернета залезть тебе в голову. Отбрось негативные голоса и просто сосредоточься на истории.
Деррик не писатель. Он, вероятно, не может понять, как из-за одной рецензии, пренебрежительно относящейся как к моей работе, так и к моему персонажу, творческий голос в моей голове полностью отключился.
— Позволь мне позаботиться о тексте, Деррик. Когда у меня будет готовая рукопись для твоей продажи, тогда это будет твоей проблемой.
Я вешаю трубку, прежде чем он успевает сказать еще хоть слово. Я не покину Оберн, пока не найду свою музу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
БРИАР
— Ты что, опять агрессивно пишешь? — Мак зовет меня от входной двери. Куки спрыгивает с моих колен, когда слышит характерное мяуканье Джинджер. — Ты сломаешь эту бедную пишущую машинку.
Есть что-то успокаивающее в щелканье клавиш пишущей машинки, когда я нажимаю на них во время своих писательских спринтов, подпитываемых вином. Мама подарила мне эту пишущую машинку на прошлое Рождество, и я пользуюсь ею всякий раз, когда мне нужно выплеснуть свой гнев на бумагу. Что, по общему признанию, происходит почти каждый раз, когда я пишу.
— Во всем виноват этот придурок профессор, — кричу я, лихорадочно печатая.
От ощущения его скользкой ладони у нее по спине пробегают мурашки, пробирающие до костей.
Мак с грохотом бросает ключи и сумочку на мой диван. Несмотря на то, что у меня кабинет наверху, я обычно пишу в уютном уголке своей гостиной, где у меня на коленях лежит ситцевое печенье, а на заднем плане гудит телевизор.
— Дай угадаю, — говорит Мак своим мелодичным сопрано. — Ты уже пьешь четвертый бокал вина.
— Если это достаточно хорошо для Хемингуэя, то и для меня тоже. — Я допиваю остатки красного вина и со стуком ставлю бокал обратно на стол.
Я успеваю допечатать фразу о пятне от печени на отвисшей челюсти злого босса, прежде чем Мак отрывает меня от пишущей машинки и тащит на кухню, чтобы приготовить нам закуски к вечеру кино. За все время, что я ее знаю, я никогда не видела Мак накрашенной или одетой во что-либо, кроме ее обычной бежевой безвкусной одежды. Как будто она находится в программе защиты свидетелей. Я полагаю, что так оно и есть.
Но, несмотря на все ее усилия остаться незамеченной, она обладает какой-то естественной красотой, которая притягивает взгляд. Красивые, обесцвеченные светлые волосы, ниспадающие до локтей, и ярко-голубые глаза, которые невозможно не заметить.
Куда бы мы ни пошли, люди принимают нас за сестер, что заставляет меня каждый раз улыбаться как идиотку, потому что, во-первых, Мак великолепна, а во-вторых, она самое близкое существо, которое у меня когда-либо было, и она похожа на сестру. Увидев ее фотографии до того, как она уехала из Калифорнии и перекрасила волосы в блондинку, мы стали еще больше похожи, чем когда она была брюнеткой.