— С другой стороны, — сказала она, — мне всегда нравился бледно-розовый цвет. Решено.
— Ты уверена? — Теперь засомневалась Оливия. — А если Тернеру не понравится?
— Ну его к черту! — оборвала ее Миранда с такой яростью в голосе, что та поразилась. — Если бы его интересовала новая обстановка, то он не уехал бы в Лондон.
— Зачем ты сердишься? — миролюбиво произнесла Оливия. — Я уверена, что он очень по тебе скучает.
— Ничего подобного. Вероятно, даже ни разу обо мне не вспомнил.
Она не выходила у него из ума.
После четырех бесконечных дней в закрытой карете Тернер думал, что сможет избавиться от мыслей о Миранде, как только доберется до Лондона. Он рассчитывал, что столичная жизнь его отвлечет.
Но ошибся.
Их последний разговор преследовал его, и каждый раз он придумывал для себя другие выражения, не те, которые говорил. Но стоило ему найти иные слова, как все исчезало, и он видел только ее глаза — большие, карие, полные боли.
Вина перед ней давила его. Не привык он к этому чувству. Оно жгло, кололо и сжимало горло. Гнев пережить намного легче. Это — простое, ясное ощущение. И оно не направлено на себя.
Такое чувство он испытывал к Летиции. К ее многочисленным любовникам.
Но это… это что-то иное. Как ему жить дальше? Смогут ли они с Мирандой стать счастливыми? До сих пор он был убежден в этом. И она тоже. Порой жена жаловалась на его недостатки, но он знал — ей с ним хорошо. Ведь он будет заботиться о ней так, как только сможет, всячески ее ублажать. Значит, они вернутся к этому приятному размеренному существованию. У них будет ребенок. Они станут настоящей семьей. Он докажет ей свою любовь руками, губами, да всем, чем угодно, но не словами.
Ему уже удавалось покорить ее. И он снова добьется успеха.
Прошло две недели. Миранда сидела в заново обставленной Розовой гостиной, пытаясь сосредоточиться на чтении, но большую часть времени просто смотрела в окно. Тернер прислал письмо, в котором сообщил, что приедет на днях, и она не могла унять бешеное биение сердца каждый раз, когда слышала шум на подъездной аллее, — ей казалось, что это стук колес его кареты.
Солнце скрылось за горизонтом, а она таки не перевернула ни одной страницы. Обеспокоенная служанка принесла ужин, про который она совсем забыла. Миранда, едва прикоснувшись к еде, уснула прямо на диване.
Через пару часов карета, столь ожидаемая ею, остановилась у дома, и Тернер, уставший от дороги, но полный нетерпения поскорее увидеть жену, спрыгнул на землю. Он извлек из саквояжа аккуратный сверток, поручив лакеям заниматься его багажом. Бросив взгляд на окна, отметил, что в их спальне нет света. Он надеялся, что Миранда еще не легла, потому что не хотел ее будить, но ему не терпелось поговорить с ней и помириться.
Он взбежал по ступеням парадного входа и потопал ногами, чтобы сбить грязь с сапог. Дворецкий, так же как и Миранда, ждавший его приезда, распахнул дверь прежде, чем Тернер успел постучать.
— Добрый вечер, — приветливо поздоровался Тернер.
— Рад первым поприветствовать вас, милорд.
— Спасибо. Моя жена еще не спит?
— Полагаю, что она в Розовой гостиной, милорд. Скорее всего, читает.
Тернер скинул плащ.
— Это ее любимое занятие.
— Мы счастливы, что наша госпожа такая умная леди, — сказал дворецкий.
— Послушай, разве у нас в доме есть Розовая гостиная?
— Теперь есть, милорд. Это прежняя гостиная в западном крыле.
— Да? Значит, жена заново обставила эту комнату? Что ж, хорошо. Я хочу, чтобы она чувствовала себя здесь как дома.
— И мы все также на это надеемся, милорд.
Тернер улыбнулся. Миранда пользовалась большим уважением у слуг. Горничные просто обожали ее.
— Пойду и удивлю жену, — сказал Тернер и, миновав прихожую, повернул направо в сторону той гостиной, что раньше именовалась Западной.
Дверь была приоткрыта, и Тернер увидел, как мерцает свеча. Глупышка! Ей же темно читать при таком освещении.
Он распахнул дверь пошире и заглянул в комнату. Миранда лежала на диване, рот у нее был слегка приоткрыт, на животе красовалась книга, а поднос с ужином стоял рядом на столике. Она такая милая и такая беззащитная. У него заныло сердце. Как не вовремя ему пришлось от нее уехать! Он скучал без нее, думал о ней все время в Лондоне, но полностью осознал, насколько глубоко и сильно его желание быть с ней, только в этот момент — когда увидел ее, лежащую с закрытыми глазами и мирно спавшую. Грудь у нее размеренно поднималась и опускалась.
Сначала он решил ее не будить, но потом передумал. Надо разбудить Миранду и уложить в постель, и он это сделает.
Тернер подошел к дивану, отодвинул в сторону поднос с ужином и уселся на краешке стола, держа на коленях сверток.
— Проснись, доро… — Он запнулся, вспомнив, что жена запретила ему так ее называть. И тихонько дотронулся до ее плеча. — Проснись, Миранда.
Она заморгала и слабым спросонья голосом произнесла:
— Тернер?
— Здравствуй, киска.
Наплевать, если она не хочет, чтобы он ласково ее называл.
— Я уже… — она зевнула, — почти перестала тебя ждать.
— Я же сообщил, что приезжаю сегодня.
— Но дороги…
— Они оказались не такими ужасными.
Он смотрел на нее и улыбался. Кажется, жена со сна не помнит, за что злилась на него, а он не собирается ей напоминать. Он коснулся ее щеки.
— Я скучал без тебя.
Миранда встрепенулась:
— Правда?
— Очень. — Он помолчал. — А ты?
— Еще как! — Врать ни к чему, подумала она. Он же знает, что она его любит. — Ты успешно провел время в Лондоне? — вежливо осведомилась она.
— Я бы предпочел, чтобы ты была со мной, — ответил он, осторожно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть ее. — У тебя все в порядке?
— На несколько дней приезжала Оливия.
— Рад слышать.
Миранда кивнула. Потом пробормотала:
— Все равно у меня было много времени, чтобы обо всем подумать.
Наступило долгое молчание.
— Понимаю, — сказал он.
Она увидела, как Тернер положил на стол сверток, встал и зажег еще несколько свечей.
— Здесь темно.
— Я заснула еще засветло, — пояснила она, чтобы что-то сказать, словно между ними уже властвовал невысказанный уговор избегать теплых, сердечных слов.
— Да, сейчас рано темнеет. Ты, наверное, очень устала.
— Тяжело носить в животе еще одного человека.
Он улыбнулся:
— Уже недолго ждать.
— Да, конечно, но я хочу, чтобы этот последний месяц прошел как можно приятнее и спокойнее.
Слова повисли в воздухе.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать…
Она нервно сглотнула слюну. Господи, хоть бы она стояла, уперев руки в бока или скрестив на груди, да как угодно, но не лежала на диване в такой дурацкой неловкой позе!
— Я хочу сказать, что не могу продолжать жить так же, как раньше.
— Я полагал, что мы счастливы.
— Были. Я была. Мне так казалось… но я ошиблась.
— Либо ты была счастлива, либо нет, киска.
— Разве тебе непонятно? — Миранда с упреком взглянула на него. — Вижу, что до тебя не доходит.
— Не знаю, чего ты от меня хочешь, — ровным тоном произнес он, но они оба знали, что он лжет.
— Мне необходимо знать: как ты ко мне относишься, Тернер?
— Ну и вопрос! — Он не мог поверить своим ушам. — Как я к тебе отношусь? Черт возьми, ты моя жена. Что еще тебе необходимо знать?
— Только то, что ты меня любишь! — крикнула она, неуклюже вставая на ноги.
Он ничего не ответил — просто стоял, а щека у него нервно дергалась.
— Или объяви, что это не так. Я просто хочу выяснить, что ты чувствуешь, Тернер. Мне совсем не безразлично, что ты ко мне испытываешь. Если ты не… если ты не…
Миранда крепко зажмурила глаза и сжала ладони. Как все это сказать?
— Не важно, если ты меня не любишь, но я все равно должна знать.