Сначала ожидание казалось бесконечным, но сейчас, когда я наконец-то собрала вещи – провиант на несколько дней, воду, сменную одежду, целебное средство и цветочный фонарь, который тихо и мирно светился в моем заплечном мешке, словно все было как обычно, – уже нужно было спешить, чтобы покинуть долину до восхода солнца. Мое исчезновение заметят довольно рано. И как только князь, который был для меня вовсе не только князем, узнает об этом, за мной ринется вся гвардия Немии. Но чтобы освободить Десмонда, я была готова навлечь на себя и куда большие опасности. Встретиться лицом к лицу с Повелителем дэмов и всеми его порождениями. По сравнению с ними, чем меня могут напугать люди?
Что-то в темноте заставило меня насторожиться, и я прислушалась, но ничего больше не услышала. Возможно, это просто сквозняк гуляет в дощатых стенах? Мама перестала сопеть во сне, и в комнате стало тихо, как в могиле.
Быть может, однажды такая тишина воцарится навсегда.
От этой мысли я ощутила в груди пустоту, в которой каждый удар сердца отзывался гулким эхом. Сильнее всего мне хотелось броситься к матери, разбудить ее и обнять изо всех сил. Глупая, наивная мысль. Я бы просто сделала ей больно. Она стала так слаба. Боль в руках и ногах пожирала ее медленно, но неотвратимо. В хорошие дни она еще ходила к фонтану, чтобы помыться, в плохие ей нужна была помощь, даже чтобы пересесть с кровати на кресло. Обычно люди заболевали увяданием в старости. Но мама заболела еще в молодости, и с каждой зимой ей становилось все хуже.
От мысли, что я оставляю ее одну, меня окатывало ледяным холодом, словно налетал мюр, северный ветер. Впрочем, я попросила нашу соседку Анкен позаботиться о маме, и я знала, что она поступит по совести. Но как я могла уходить, не зная, смогу ли я вообще вернуться? Как долго станет ждать Анкен? Когда она догадается, что я соврала, что я вовсе не отправилась на поиски редких трав для лекарства?
Я тихо опустилась на колени рядом с сундуком для одежды и распахнула крышку. Глубоко внизу, под платками, рубашками, халатами и грубыми штанами для работы в конюшне – вещами, которые мне когда-то совершенно нельзя было носить, – лежало мое последнее бальное платье. Изумрудно-зеленое платье, которое мы не стали ни продавать, ни перешивать на что-то более практичное после того, как нас сослали в эту деревню. Мама всегда считала, что оно мне еще пригодится. В каком-то смысле она была права, так как в складках его юбки меня поджидал мой мюродем – традиционное оружие жителей Немии, которое мне приходилось прятать, потому что была недостойна его носить. Я вытащила изогнутый клинок, который уже несколько дней точила и полировала, а за ним и ремень с кожаными ножнами, которые я чистила и натирала маслом. Они были подогнаны под мою фигуру, и мюродем держался на боку так сбалансированно, словно был частью моего тела. А вот заплечный мешок оказался тяжелым. Теперь осталось натянуть перчатки, без которых я никогда не покидала нашу хижину. Я оглянулась еще раз, скользя взглядом по очертаниям шкафа и сундука, по своей постели и по кровати, где спала мать. Больше в нашем домишке места ни на что не оставалось. В соседней комнате была кухня, и мы с мамой натыкались друг на друга, если пытались зайти туда одновременно.
– Лэйра?
Услышав тихий мамин голос, я закрыла глаза и беззвучно вздохнула. Теперь мне придется прощаться с ней, вместо того чтобы обойтись объяснениями в письме, которое я оставила на столе у ее кровати.
– Луилэйра, ты проснулась? Пожалуйста, принеси мне немного воды.
– Сейчас.
Я метнулась к кухонному столу, где стоял графин, и наполнила стакан водой. Руки дрожали так сильно, что несколько капель пролилось на деревянный пол, превратившись в темные пятна. Наполнив стакан, я отнесла его маме. Она взяла меня за руку и сжала ее.
– Спасибо, милая. Извини, что я тебя разбудила. Мне стоило раньше об этом позаботиться, тебе нужен сон.
– Все нормально, – перебила я ее. – Я все равно не спала.
Замечает ли она, что я одета? Что я уже надела и холщовые штаны, и даже кожаные перчатки? В плохие периоды болезнь затуманивала ее разум, и она воспринимала все словно в тумане. Но то, что она не заметила даже шерстяную накидку, которая в темноте превращала мой силуэт в бесформенную тень, ужаснуло меня. Могу ли я уйти, если она в настолько плохом состоянии?
Я помогла ей попить, а потом взяла платок, чтобы вытереть пролившиеся из ее рта капли. Мама выглядела плохо, ее кожа казалась серой. Ответ стал мне ясен, как чистое звездное небо. Я должна идти. Не только ради Десмонда, но и ради нее.