— Она вела двойную жизнь…
— Да.
— Он просто вколол снотворное, как ни в чем не бывало…
— Да.
— Кто бы мог подумать, что у этой женщины есть чувства!
— Говард!
Аксель, измерявший кабинет стремительными шагами, грозно посмотрел на Логана, который в пятый раз проговаривал то, что они узнали. Тот усмехнулся и поднял руки, мол, сдаюсь. Ада взглянула на молодого полицейского с некоторым неодобрением. Доктор Карлин безэмоционально смотрел в окно. Лишь Грин двигался по кабинету, не в силах остановиться, — новая информация и странный комок в груди заставляли его ходить снова и снова, как будто движение могло что-либо изменить.
— Ну, просто мисс Рихтер и… сцена? Она пела как богиня.
— Подтверждаю, — мрачно отозвался Карлин. — Я давно ничего подобного не слышал. И теперь, видимо, не услышу. Ее инкогнито раскрылось. Мы сломали ей жизнь.
— Мы спасли ей жизнь, — мягко поправил Грин, который мечтал уже дождаться адвоката, объявить ему о задержании на семьдесят два часа, на которое они имели право до предъявления обвинения, и уехать в больницу. Почему-то было важно увидеть ее, поговорить с ней, убедиться, что она в порядке… и задать несколько вопросов о ее помощнике.
— Не может быть все так просто, — зло сказал Карлин. — Он дает зацепку и попадается в твой капкан. Это глупо.
— Либо его подставляет второй.
— Доказательств того, что их двое, нет, — напомнила Ада. — Он усыпил ее, усыпил охранника, и все.
— Не пытайся делать работу Берне, он сейчас нам устроит, — со стоном отозвался Карлин. — Уже поздно. Идите домой.
— Ну уж нет! — воскликнул Логан. — Я хочу с ним поговорить.
— Замолчите все.
Аксель сел в кресло и сжал пальцами виски. Голова раскалывалась от напряжения, но ему нужно было прийти в себя, чтобы выдержать бульдозер по фамилии Берне и заодно размотать этот клубок. Проверить алиби. Самое главное — проверить алиби. Перепроверить. А потом еще раз. Выяснить, мог ли Мейсон быть причастен к убийствам, где находился во время каждого из них. Восстановить все дни по минутам. А потом уже искать мотив и все остальное.
Обычно все происходило наоборот. Они устанавливали обстоятельства, делали профиль и постепенно сужали круг подозреваемых. А теперь у них есть подозреваемый — и никаких доказательств, помимо его попытки украсть певицу. Мейсон отрицал свою вину в убийствах.
Аксель вздрогнул, когда рабочий телефон зазвонил.
— Слушаю.
— Это Кор.
— О. Есть новости?
— По поводу анализа, который запросил Карлин. Последний образец — ДНК совпадает. Я еще перепроверю, официальный отчет отдам тебе в понедельник. Но если верить тому, что я вижу, сперма в теле Анны Перо принадлежит Кристиану Бальмону.
— Вот тебе на.
— Сделал все что мог. Решил сообщить заранее. Вы сегодня кого-то взяли?
— Кого-то, — пожал плечами Грин. — Не уверен, что это именно он, Даниэль.
— Когда будешь уверен… — Судмедэксперт тяжело вздохнул, прочистил горло. — Когда будешь уверен, скажи мне. Кто. И почему.
— Да.
Трубка умолкла. Грин мутным взглядом осмотрел команду.
— Марк. Возьми допрос на себя. Говард и Ада тебе помогут. Мне надо ехать. Срочно.
— Что-то новое?
— Сперма принадлежит Кристиану Бальмону.
В кабинете повисло гробовое молчание, которое никто так и не нарушил. Аксель взял куртку, ключи от мотоцикла, документы и вышел вон. Часы показывали десять вечера. Может, это плохое время, чтобы наносить визит, но в таких делах лучше не ждать. Лучше разбираться на берегу. У Кристиана не было алиби и был мотив. Стал бы он снимать с жены лицо? Вряд ли. Но скорее всего, он мог что-то знать.
К нему. А потом в больницу.
Глава пятая
— Пап, тебе понравился Треверберг?
— Да, детка.
— А ты бывал здесь раньше?
Кристиан Бальмон, кивнув, поставил чашку с зеленым чаем и бросил на дочь усталый взгляд. Они редко общались раньше, и сейчас Жаклин будто решила взять реванш за все прожитые годы, когда ей приходилось метаться между матерью и отцом в поисках любви, которую она заслуживала безусловно.
Сердце сжалось. Бальмон протянул руку ладонью вверх. Дочь усмехнулась и тронула его пальцы, но дожидаться ответа на озвученный вопрос не стала. Все прочитала по глазам.
— А почему меня сюда не брали?
— Твоя мать считала, что Треверберг не для тебя.
Жаклин, смешно сморщив нос, нахмурилась. А потом помрачнела. Перемена была легкая, почти неуловимая, но Кристиан заметил. Заметил и удивился сам себе — оказывается, он не разучился ловить ее настроение. Оказывается, связь между ними порвать не удалось. Неважно, что сказала Анна и в чем еще она лгала. Жаклин была его дочерью. И сейчас стала единственным родным существом на всей планете. Многочисленные родственники никогда не были ему близки. В семействе Бальмонов ценили бизнес и субординацию. Человеческое тепло — материя, чуждая врачам, бизнесменам и ученым. А в Жаклин было столько этого тепла, столько надрыва, свойственного юности, что Кристиан порой не понимал, как себя вести. Его не учили выражать чувства. Его учили добиваться поставленных целей во что бы то ни стало, что он и делал на протяжении многих лет.