Сколько ему было, когда дядя начал привлекать его к переговорам и принятию решений по проектам? Лет тринадцать? Он явно был младше Жаклин. Может, поэтому никак не влиял на ее интересы и попытки найти свой путь в этом мире? Давал ей свободу — ту свободу, которой его самого лишили.
— Мы повезем ее тело в Марсель? — негромко спросила дочь.
Мужчина снова кивнул, взял чашку и сделал несколько глотков, не позволяя себе опуститься в бездну тревоги, которая разъедала его душу с того момента, когда доктор Карлин явился к нему за образцом для анализа ДНК.
— Она не любила Марсель, — вдруг выдала Жаклин.
Крис встрепенулся.
— Почему ты так считаешь?
— Она не любила там оставаться. Все время куда-то бежала. Как будто ее держали за душу и тянули за собой.
— Кто?
Дочь побледнела, потом покраснела. Она знала о бесчисленных изменах Анны. Наверное, она знала и о том, что гордый и независимый Бальмон поддался чарам бывшей жены и встал в один ряд с другими ее любовниками. С теми, кто ради нее был готов на все. Сейчас, когда Анны больше не было, он не мог понять две вещи. Каким образом она связала его так крепко, что он не смог освободиться за пятнадцать лет? И как ему строить жизнь в мире, где ее больше нет? Он то ли выздоровел, то ли навсегда погряз в пучине страха и похоти, которые сопровождали его с момента возвращения Анны после похищения.
— Ну, все они. А еще Готье не звонит. И трубку не берет.
Кристиан помрачнел. Сообщение о смерти ассистента бывшей жены он получил в тот момент, когда полицейские перешагнули порог. Ему доложили о произошедшем в деталях и сообщили, что полицию вызвала журналистка. Лорел Эмери — известная личность в Треверберге. Не нужно было особо напрягаться, чтобы понять, каким ветром ее занесло в Марсель. Журналистское расследование.
Бальмон улыбнулся своим мыслям. Ему импонировали такие женщины: бесшабашные, смелые. Даже интересно, сделает ли она репортаж, и если да, то какой. И чем расплатится за него.
— Я думаю, ему сейчас тяжело, — негромко сказал Бальмон, чувствуя себя глупо. О том, что Готье спал с Анной, Жаклин тоже знала, что не мешало дочери переживать некое подобие первой влюбленности по отношению к этому лощеному парню. Настолько лощеному, что хотелось ему как следует врезать.
Кристиан, разорвав контакт с пальцами Жаклин, машинально потер костяшки. Та насмешливо вскинула брови.
— Я знаю, ты его не любишь, — совсем по-взрослому, серьезно сказала она. — Но он хороший.
— Знаю, милая.
Хороший. Какое сложное определение для человеческого существа. Хороший. Готье был хорошим человеком? Он был фанатиком. Увидел Анну на лекциях в колледже, влюбился. Бросил все, уговорил ее взять его на работу. Сначала бесправным стажером, потом личным ассистентом. В какой момент он позволил ей залезть себе в штаны? В какой момент рехнулся настолько, чтобы позволить ей поглотить его жизнь? И почему Кристиан совершенно не ревновал к этому человеку? Потому что сам недалеко ушел? Потому что болезнь по имени «Анна Перо» неизлечима — и Готье это доказал?
Господи, идиот. Чертов анализ ДНК вскрывает слабости. Он был неосторожен. Он был глуп. Да он с ума сошел. И никогда не забудет их последний разговор. Когда он приполз к ней в бесплодной попытке зацепиться, а оказался у нее в постели. Вернее, не так. Никакой постели не было, была разорванная одежда, была страсть, всеобъемлющая и поглощающая сознание, словно им по двадцать пять. Кажется, царапины от ее ногтей на спине не зажили до сих пор — он не знал. В момент, когда ему стало известно о ее смерти, его тело сковало.
— Пап.
— Да?
— О чем ты думаешь?
О том, что твоя мать была шлюхой, но шлюхой эксклюзивной. Она не продавала свое тело, нет. Как будто ты продавал ей самого себя за шанс прикоснуться к ее невероятной энергетике. Анна сжигала кислород, заменяя его собой, и этот суррогат жизни убивал.