— Хочу вернуться домой. Но сначала надо уладить все вопросы с полицейскими. Меня подозревают — и это нормально. Полиция обязана проверять самых близких, а потом расширять круг.
Ее и без того огромные глаза стали гигантскими. Жаклин даже стянула с шеи наушники и положила на стол. Тонкие пальцы нервно забарабанили по столешнице, а пухлые губы сложились в странную гримасу. В это мгновение она была совершенно не похожа на Анну. Анна никогда не позволяла эмоциям исказить совершенство лица — маску, на которую велись все без исключения.
— Но ты же невиновен? Тебя там не было?!
Он промолчал. А потом понял, что не имеет права ей лгать. Потому что самую страшную ложь перевернуть он не в силах. Ему придется. Придется разрушить мир дочери, потому что такие вещи нельзя скрывать. Но не сейчас.
Бога ради.
Не сейчас.
— Жаклин, я…
Он замялся, и девушка вскочила на ноги, дрожа.
— Это ты?
— Нет, — резко взмахнув рукой, выдохнул он. — Не убивал.
Она заметно расслабилась и вернулась на место. Поверила.
— Тогда почему ты так переживаешь?
— Ты выслушаешь меня? Пообещаешь, что выслушаешь спокойно?
— Клянусь.
Она приложила ладонь к груди и затаила дыхание, приготовившись слушать. Бальмон допил чай, встал, чтобы вскипятить еще. Он тянул время, собирая мысли. Он не имел права ей лгать, ей уже четырнадцать, она знает, что такое секс, скоро узнает, что такое страсть. Кристиан подозревал, что девственность она уже потеряла — при таких родителях не может быть по-другому, — хотя и надеялся, что нет. Потому что такое должно быть по взаимной любви или хотя бы влюбленности.
Смерть Анны изменила все. Он остался с Жаклин один на один, готовясь к тому, что теперь надо разговаривать с ней по-взрослому — как никогда не мог, используя бывшую жену как ширму между ним и слишком разумной девочкой, которая так быстро превратилась в девушку. Когда чай был готов, свежие печенья выложены в блюдце, а Жаклин убрала телефон и наушники на диван, уселась за стол и принялась ждать, Кристиан понял, что дальше тянуть нельзя.
Он открыл рот, чтобы начать рассказ о том, как они с Анной встречались украдкой и что в тот вечер — вечер ее смерти — были вместе, но он уехал, потому что на следующее утро должен был присутствовать на важных переговорах, как в дверь позвонили. Адрес пентхауса, который Бальмон арендовал, знали единицы.
— Черт, — выдохнул мужчина. — Жаклин, иди к себе.
— Но ты не рассказал!
— Я ее не убивал! Но я был там в тот вечер. И полиция могла найти вещественные доказательства моего присутствия. Это все, что я могу сейчас сказать.
— Кто пришел? — дрожа, спросила девушка.
— Не знаю. Думаю, что это кто-то из детективов.
— Детектив Грин?
Ее глаза вспыхнули такой радостью, что сердце укололо. Бальмон сжал холодными пальцами виски, собираясь с духом. В дверь снова позвонили.
— Жаклин, пожалуйста, иди к себе. Мы поговорим, а потом выйдешь.
Она протестующе закусила губу.
— Девочка моя… — Кристиан подошел к дочери и положил руки ей на плечи. — Ты мне веришь хотя бы чуть-чуть?
Она сосредоточенно кивнула.
— Тебе не нужно знать подробности, о которых меня будут спрашивать. Главное я тебе рассказал. Пожалуйста, иди к себе.
Она снова кивнула, хотя глаза посерели. Она выглядела бледной, испуганной. Медленно собрала свои вещи и исчезла в соседней комнате. Кристиан закрыл за ней дверь, мгновение подождал, держа руку на приятной деревянной поверхности, вздрогнул, когда раздался еще один звонок, и направился к двери, уже зная, кто за ней окажется.
Глава шестая
15 апреля 2003 года
Треверберг
Хорошее получилось интервью. Наверное. Мне нравилась эта журналистка. Мы познакомились с Лорел в клубе в один из моих первых приездов и сразу поладили. Она была значительно младше, но кого и когда это останавливало? К тому же я знала, что она встречается с Грином, и предпочла держать ее при себе. Настолько, насколько это возможно. Поэтому перед открытием филиала, когда нужно было выбрать площадку для интервью, я недолго думала. Довольная проделанной работой Лорел умчалась из поместья в редакцию, чтобы привести материал в порядок и обработать фото. А я открыла вино и принялась ждать.
Бокал красного сухого привел меня в чувства, изгнал усталость и смутное предчувствие. Как будто я уже совершила ошибку, и ее нельзя исправить. Я налила еще вина.
Мне нравилось останавливаться в этом особняке. Просторно, светло, тихо и спокойно. Богатый благополучный район. Ну да, до активного центра долго ехать, но зато здесь я могла не просто остаться наедине с собой. Я могла остаться наедине с теми, кого ждала, не боясь излишне любопытных журналистов.