— Мистер Мейсон, вы можете хранить молчание.
— Иди к дьяволу, Берне, — огрызнулся тот и снова посмотрел на Карлина, будто в этом кабинете существовал только он. — А Анну Перо я не убивал. Когда я пришел туда, она уже была мертва. Лежала в постели. Обнаженная. И мертвая. Я только закончил то, что начал другой.
— Срезали лицо? — спокойно спросила Стич. — А потом помыли тело? Использовали крем? Вы не трахаете своих жертв, мистер Мейсон. Вы только показываете обществу, насколько они двуличны. Единственная женщина, которую вы хотите по-настоящему, — это Теодора Рихтер. И теперь вы понимаете, что она не будет вам принадлежать никогда. А это значит, и защищаться и лгать нам бессмысленно, ведь так?
— Агент, я вынужден…
— Иди к дьяволу, Берне, — повторил сказанную мгновение назад фразу Мейсон так спокойно, что заткнулись все. — Я дам вам то, что вы хотите. Но вы должны организовать мне свидание с Тео. Последнюю встречу.
— Исключено, — бросила Стич.
— Свидание, — повторил Мейсон. — На тридцать минут. В обмен на мое чистосердечное признание. Я откажусь от адвоката.
— Хорошо, — сказал Карлин. — Либо в моем присутствии, либо на вас будут наручники.
Мейсон перевел взгляд на профайлера.
— Наручники меня устроят.
Глава шестнадцатая
— Пап, а тебе не надоело тут сидеть?
— Милая, иногда не стоит задавать себе такие вопросы. От ответа не изменится реальность. Я должен тут сидеть, как ты выразилась, пока идет следствие.
— Но ты же не убивал.
— Я никого и никогда не убивал.
Жаклин бросила на отца лукавый взгляд. Из наушников, свободно лежавших на плечах, струилась тяжелая музыка с затертого до дыр CD с любимыми Muse. Девушка спустила наушники на плечи, прежде чем повторить вопрос, который она уже задавала Кристиану. Но на самом деле через эту маленькую откровенность она искала контакт. Бальмон будто замкнулся в себе. Он всегда был аристократично сдержанным, отчужденным, спокойным. В противовес ледяной и одновременно взрывной Анне он оберегал чувства и мир дочери, и та тянулась к нему так естественно, что не замечала, как иногда печален его взгляд.
— Па-а-а-ап.
— Да, милая?
— Мне страшно.
Она сказала то, что не решалась говорить сама себе. Поделилась этим и тут же отвернулась, покраснев.
— Поделись со мной.
Кристиан встал из-за стола, подошел к плите и включил чайник. Его рослая широкоплечая, несмотря на природную элегантную стройность, фигура вселяла в Жаклин уверенность в завтрашнем дне. Так было всегда. Хотелось подойти и прижаться лицом к ложбинке меж лопатками, почувствовать его силу. Знать, что он ее защитит. Только вот Кристиан Бальмон сейчас не стремился защищать даже себя. И он уж точно не смог уберечь маму.
Кажется, все слезы были выплаканы, но нет. Очередная жемчужинка повисла на реснице, и Жаклин, отвернувшись, чтобы отец не заметил, злым движением смахнула ее.
— Мы застряли тут, как мыши в клетке, — прикладывая огромное усилие, чтобы голос не дрожал, сказала Жаклин. — Я виновата перед тобой.
— Ты? — Бальмон обернулся через плечо. В его светлых глазах застыло искреннее изумление. — Не виновата. Это я виноват, что ты вынуждена сидеть здесь.
Он не произнес того, что могло разрушить очаровательную иллюзию эталонных отношений «отец — дочь». На самом деле их отношения никогда не были эталонны. Они тянулись друг к другу, им было комфортно друг с другом. Жаклин боготворила отца, а он не портил ей жизнь и не посягал на ее свободу. Но и духовной близости особой она не испытывала.
Впрочем, подобного она не испытывала почти ни с кем. Если только с Готье. С ним у нее всегда были особенные отношения. Вопреки всему. Новости о его смерти ее добили. Рухнули планы, которые она строила, рухнул мир, в который она верила. Жаклин не понимала, куда идти дальше, и поэтому просто замерла.
— Мама бы сказала, что подобную заминку нужно использовать себе во благо. Вот я и думаю, как использовать. Перечитала все, до чего дотянулась. Если я попрошу Фабиана привезти еще книг, ты не будешь ругаться?
Кристиан хохотнул.
— Опять криминалистика, судмедэкспертиза и профайлинг?
— Нет. — Жаклин предательски покраснела и разозлилась сама на себя. — Сегодня по радио сказали, что вышла новая книга Инквизитора. Мне интересен его взгляд на происходящее.
Кристиан заварил чай, обновил в розетке печенье и сел перед дочерью, глядя на нее внимательно и… Ей показалось или это чувство можно приравнять к обреченности? Раньше он на нее так не смотрел.