— Да я уж помню, — со смехом откликнулся Марк. — И что нам это дает?
— А ты подумай. Перо — психотерапевт. Кто-то лишает ее лица. Что такое лицо в контексте психотерапии?
— Мы вчера думали об этом с Розенберг. В этом деле чувствуется острый личный мотив. Отнять лицо — равно забрать личность. Или способность коммуницировать. Лишить человечности. Мы должны узнать о ней всё — от рождения до смерти. А когда она приехала в Треверберг?
— Начала появляться после дела Душителя, — негромко ответил Грин.
Карлин помрачнел. Самое громкое их дело, которое навсегда раскололо его жизнь. Даже сейчас, пройдя курс реабилитации и переключившись на работу, Марк не вполне оправился от потрясения. Одно упоминание того расследования — и все. Сердце заколотилось, в глазах потемнело.
— Это все слишком личное, — глухо проговорил он. — Нам нужен новый взгляд. Не ты и не я. Надо позвать Аду. Пусть поучаствует в планерке, предложит свои гипотезы.
— Планерка в девять, — спокойно откликнулся Грин. — И все же, Марк, соберись.
Карлин прикрыл глаза, погрузившись в себя. Наконец провел рукой по волосам и заговорил:
— Убийство может быть связано как с ее профессией, так и с ее внешностью или с личностью. Что-то в ней стриггерило убийцу. Мне кажется, он ее знал или думал, что знает. Могу предположить, он пытается показать полиции, что ее лицо, то есть то, что общественности известно о ней, — это маска. А настоящая Перо совсем другая. Она обнаженная, она скучная. Внутри она такая же, как все. А лицо — ее попытка отделить себя от других. Поэтому он срезает его и отбрасывает в сторону.
— И направляет на него лампу, — продолжил мысль друга Аксель.
— Лампу… — задумчиво повторил Марк. — Картинка пока не складывается.
— Ненавижу первые часы расследования.
Аксель подошел к столу, снял трубку с телефона и набрал номер Кора. Из-за кристальной тишины на улице и в здании Марк отчетливо слышал каждое слово.
— Судмедэкспертиза.
— Это Грин.
— Да-да, — протянул Кор. — Ждал, что вы позвоните. У вас дьявольский талант убеждать.
— Подниметесь к нам или нам спуститься?
— Допишу отчет и приду. Планерка в девять?
— Да. Спасибо, доктор Кор. — Детектив положил трубку и взглянул на Карлина.
— Понял. Будет на планерке, предварительный отчет готов. Нам нужно дождаться лишь результатов токсикологии и ДНК, чтобы подтвердить личность.
Положив трубку, Грин достал сигарету, приоткрыл окно и, уставившись на туманный просыпающийся город, задумчиво закурил.
— Что с тобой? — наконец спросил Марк, не вполне отдавая себе отчет, уверен ли он в том, что время для этого вопроса подходящее.
Грин вздрогнул, будто его ударили. Медленно перевел на друга пронзительно-синие глаза. Несмотря на то что детектив выглядел отдохнувшим, от него за милю фонило напряжением. Карлин всегда ощущал его бездну, но неизменно списывал это на сложное детство в приюте и юность, проведенную на военной службе. А сейчас подумал, что, может, есть что-то еще? В синеве глаз Грина блеснула молния. Он опустил взгляд на изящные пальцы, напряг бицепс, накачивая мышцы напряжением, а потом сбрасывая его. За последние два года он раскачался, стал похож на машину для убийств. Длинные волосы сглаживали это впечатление. Избавившись от них, он будто проступил из тени. Снял маску.
— Все нормально.
— Мне можно сказать, Аксель. Ты видел меня в таком дерьме, которое не показывают даже личному врачу. Позволь мне отплатить тебе тем же.
Короткий обеспокоенный взгляд в глаза — и детектив снова смотрел в окно, медленно и мучительно затягиваясь. Выдохнув дым из легких, он проговорил:
— Я не понимаю. Не понимаю, кто и зачем. И почему вокруг так чисто. Как будто это большая инсталляция, спектакль.
— Многие психопаты склонны к театральным эффектам. Ведь именно по ним они входят в историю.
— Жертва без лица.
— Жертва без лица все равно что без имени, без личности, без прошлого.
— Как многие из нас.
20 августа 1987 года, четверг
Сегодня на сессии с одним из ребят говорили о масках, которые носят люди, и об играх, в которые волей или неволей эти люди играют. И впервые за эти долгие недели, в течение которых не поступало новых сведений об Акселе и не могла ни у кого спросить, что с ним и где он, я отчетливо прочувствовала то, что сама прячусь за маской. Помогая военным, поддерживая их, направляя их на пути проработки травм, я капля за каплей отдаю им свою жизненную силу. Когда пациент вкладывает в тебя все, что его разрывает, мы называем это «контейнированием». Он вкладывает, а ты перерабатываешь. Потому что можешь.