Раз за разом Марк прокручивал каждое мгновение того расследования. Мог ли он определить убийцу раньше? Что должно было произойти, чтобы он догадался? Чтобы подтолкнул Говарда или Грина к разгадке? Как нужно было работать, чтобы никто не пострадал? Каждый раз, вступая в сражение с серийным убийцей, они рисковали жизнями, но обычно — чужими или своими, но не близких.
Карлин думал о том, что ему не стоит больше жениться, не стоит ни с кем сближаться, и поэтому с головой нырнул в преподавание. Так он мог передать все накопленное тепло и знания, но не ставить под удар тех, кто волей-неволей становился ему близок.
Дрожащей рукой Марк провел по недавно постриженным волосам, вытер выступившие — как всегда — слезы на глазах, глубоко вздохнул и огляделся. В склепе царили полумрак и покой. Когда-нибудь его прах тоже останется здесь. И будет все равно, ходят по земле убийцы или нет. Но сейчас он должен делать свою работу.
Он встал. Лица родных, выгравированные на белом мраморе, взирали на него с непередаваемым покоем и без осуждения. На родителей Марк не смотрел. С ними он никогда не был особенно близок. А вот жена и сын — это другое. Одну он выбрал сам. Пусть ошибся, но это его выбор и его ошибка. И его вина. А сын… Карлин протянул руку, провел кончиками пальцев по портрету Йорна и улыбнулся. Наверное, его мальчик счастливее многих. Ему не нужно узнавать этот мир, не нужно встречаться с ужасными зверствами. Какое у него было будущее? При занятом отце и эгоцентричной холодной матери? Вырос бы очередной социопат, гений или злодей. Профайлер мрачно усмехнулся, понимая, что ищет оправдания происходящему. А потом развернулся и мягко вышел вон.
На улице шел дождь. Марк добрался до своего автомобиля, сел за руль, завел мотор и откинулся на мягкое кресло. Прикрыл глаза, медленно набрал воздуха в грудь, резко выдохнул и тронулся с места.
В управление Карлин вернулся к восьми утра. Он знал, что Грин уже здесь, знал, что детектив будет ждать от него результатов, молниеносных и мощных. Сталкиваться со взбешенным другом профайлер не горел желанием. Поэтому пора собрать воедино все, что им уже было известно, все, что он обнаружил на месте преступления, все свои предположения — и обсудить это с ученицей.
Ада Розенберг ждала его в кабинете. Девушка просматривала дела, документы, учебники, продолжала то, на чем они закончила вчера. Выглядела она неважно. Впрочем, покажите полицейского, который будет свеж и бодр во время расследования, — и выиграете миллион.
Услышав, как открылась дверь, Ада вздрогнула. Ее пронзительно-черные глаза встретились с усталым взглядом Карлина. И тот совершенно ничего не почувствовал. Ее дикая и какая-то знакомая привлекательность не трогала. Очередная ученица, замкнутая, со скелетами в шкафу, но разумная и быстро схватывающая нюансы профессии. Как многие до нее, как многие после нее.
Больше ни с кем не сближаться.
Он сбросил с плеч тонкий плащ, повесил его на вешалку у входа, неторопливо прошел по кабинету и, опустившись в кресло, вытянул длинные ноги. Надо было купить кофе. Ну, ничего, отправит за ним ученицу перед планеркой: ей тоже не помешает пройтись. Судя по вчерашней одежде и помятому виду, ночевала она в управлении.
— Жертва без лица, начисто вымытая, в светлой комнате, — заговорил Марк, когда почувствовал, что Ада способна воспринимать информацию. — У нас два вопроса. Что хотел сказать убийца?
— И почему именно она, — подхватила Розенберг.
Карлин сдержанно кивнул.
— Обезличивание — это лишение естества и одновременно уничтожение социальной маски. Социальная маска — это совокупность факторов: положение, регалии, медийность. Анна Перо, как нам теперь известно, популярный психотерапевт, который легко сходится с журналистами, охотно дает интервью и выступает в передачах. Это человек помогающей профессии, чье призвание заключается в том, чтобы снять чужие душевные муки, помочь разобраться в себе.
Ада на мгновение задумалась.
— Мне кажется, убийца указывает именно на маску. Дело не в том, чтобы уничтожить ее, лишить всего. Иначе он бы не заморачивался с инсталляцией с гипсовой головой. Дело в том, чтобы сорвать с нее лицо. Сорвать — и бережно сохранить. Он будто бы говорит: «Хей, ребята, ничего не поменялось, это то же лицо, только на искусственной голове».