— Спрашивай.
Решение скрывать все до конца пришлось отменить: Марк считал истину по неосторожному взгляду. Акселю не удалось скрыть эмоции, и это стало ошибкой. Но с другой стороны, любую бездну можно преодолеть, если есть с кем ее разделить.
— Но ты…
— Да, — прервал Грин, — знаю. Должен доложить и самоустраниться, потому что необъективен. Не могу.
— Нет, я не об этом. — Марк покачал головой, сделал глоток из чашки, чтобы получить время на обдумывание следующей фразы. Провел пальцами по аккуратно постриженным волосам, на мгновение закрыл глаза, а потом снова посмотрел Грину в глаза. — Я не верю в совпадения.
— О чем ты?
— Женщина, которую ты любил, погибает в твоем городе при загадочных обстоятельствах. Ее убивает предположительно любовник. Думаешь, ты тут ни при чем? Думаешь, игры не с тобой?
Аксель глубоко вздохнул.
— Анна подходит на роль жертвы, — будто нехотя выдал он. — Яркая, импульсивная, но совершенно иссушенная внутри. Когда мы были вместе, мне казалось, что вместе с любовью я отдаю ей часть своей жизни, свои дни и часы, может быть, годы. Уезжая с отрядом, я пробуждался, восстанавливался. Возвращаясь к ней, растворялся в нашем мирке, но постепенно распадался. Она выбрала работу и, наверное, тем самым дала мне самый мощный из возможных импульсов.
Марк понимающе улыбнулся, а Грину вдруг захотелось его ударить. За то, что видел больше других. За то, что видел ту червоточину, от которой Аксель отгораживался столько лет. Или всю жизнь? Того настоящего парня, который запал на взрослую женщину, ослепительную, роковую. Того парня, которого никто не должен знать. Никто не имеет права смотреть ему в глаза и называть по имени. Марк видел его как на ладони. Профайлер.
Пришла запоздалая мысль: Карлин не тот, кто станет обращать внимание на такой пустяк, как конфликт интересов и излишняя заинтересованность. В деле Рафаэля[5] погиб его сын — и профайлер все равно остался в команде. Да, неофициально. Да, после перерыва. Но остался и продолжил свою работу. Потому что не мог иначе.
Потому что никто из них не может иначе. Они выбирают эту работу не разумом, а нутром, даже не сердцем. Это решение крепнет, вырастая из глубоких травм. Иногда Аксель был вынужден признавать, что они с Марком похожи. Похожи больше, чем хотелось бы, несмотря на внешние различия.
— Ладно, — нехотя проговорил Карлин. — Но мы не имеем права отбрасывать эту версию.
— Составляй профиль убийцы, — сказал Грин и тут же на себя разозлился.
— Мне нужно место преступления. Не понимая, где он ее убил и почему перенес в спальню, я не вижу полной картины. Тресс так ничего и не выдал?
Аксель помрачнел и посмотрел в потолок.
— Ищут. Надеюсь, сегодня выдадут результаты. Вчера только зря потратили время. Проверили половину дома — он слишком большой. Думаю, там есть какая-то скрытая комната. Обошли дом по кругу, входов не обнаружили. В подсобных помещениях тоже чисто. Только на кухне на столешнице нашлись следы крови. Отправили на экспертизу. Предположили, что это последствие бытовых порезов. Еще была кровь на плитке туалета и в ванной комнате, но совсем мало. Тоже на экспертизе.
— А кто строил дом?
— Ну, там длинная история. Сейчас им владеет фирма Кеппела-младшего. Планы запросили, сегодня должны подвезти.
— Поехали туда, — предложил Марк. — Я еще раз осмотрю спальню, может, найдем комнату.
— А если не найдем?
— Значит, он убил Анну не в доме, а где-то еще, а потом привез.
Аксель покачал головой.
— Исключено. На дорогах камеры. Там видно, когда Анна Перо приезжает на такси. Видно, как приезжает и уезжает Лорел. После Лорел подозрительных автомобилей не было. Те местные жители, которые засветились, ехали домой, есть алиби, фиксация на камере. А два автомобиля, по которым оставались сомнения, в итоге оказались служебными. Оба принадлежат управляющей компании, которая отвечает за техническое оснащение домов. Электрики и сантехники. Водителей допросили, мы получили путевые листы. Оба автомобиля приезжали на вызов к соседям. Особняк в тупике, в паре километров от нашего. Тут все еще веселее, чем в «Поселке художников». Расстояния слишком большие для Европы.
Марк закусил губу и нахмурился.
— Опять особняк, дырки в заборе и неясная картина преступления.