– Что-то мне подсказывает, что этот вопрос тревожит тебя до сих пор. – По ноткам сарказма в голосе Армана она поняла, что его скорее позабавили, чем растрогали ее слова, но ей было все равно.
– Да, ты меня раскусил. Тревожит.
– Дорогая, да ты безнадежный романтик.
– А ты не знал?
– Догадывался, но что ты нашла именно в этой легенде?
– Это отдельная история. – Сабина решила не обращать внимания на ироничный тон Армана и отвечала в том же духе, что и он. – Во-первых, Персей в моей книжке был нарисован самым красивым: у него были большие темные глаза, сильные руки, волнистые волосы…
– Так это же мой портрет! – Арман соскользнул с толстовки, на которой они сидели, и встал перед девушкой на колени, демонстрируя сходство с книжным персонажем. При виде коленопреклоненного возлюбленного у Сабины учащенно забилось сердце, но она ничем не выдала охватившего ее волнения. – Только бигуди одолжишь и… – Поймав ее возмущенный взгляд, он сел обратно. – Извини, продолжай.
– А еще… – ей уже не хотелось продолжать, но она все же попыталась закончить свою мысль, – еще мне нравилось представлять себя на месте Андромеды и мечтать, что когда-нибудь за мной прилетит отважный Персей…
– На белоснежном Тулпаре29, – снова вставил Арман.
– … И спасет из лап жуткого… – она принципиально игнорировала его реплики, – …морского чудовища, а потом утащит меня в волшебную страну (именно так я говорила в детстве), и мы будем жить долго и счастливо…
– И умрете в один день, – закончил за нее Арман. – Все понятно. Единственное, что, если позволишь, хотелось бы уточнить: кому в твоих фантазиях доставалась роль чудовища? Боже! – он в притворном ужасе прикрыл ладонью рот. – Неужели твоей маме? Хотя это логично – от кого же еще тебя спасать, как не от нее?
Это было уже чересчур.
– Ты же обещал! Ну почему обязательно нужно все опошлить? – Глаза Сабины метали молнии, но в темноте Арман этого не видел.
– Что ты, и в мыслях не было! Я всего лишь пытаюсь воссоздать картину целиком. И кстати, кто исполнял партию Медузы-горгоны? Мама Персея? Тоже резонно – одному, без поддержки, с твоей мамой не справиться…
– Что за бред ты несешь! – Ее уже раздражал тот цирк, в который он, по обыкновению, превратил их разговор.
– Ну прости, малыш, я же шучу, ты ведь не обижаешься? – Арман взял Сабину за подбородок и, приподняв ее лицо, постарался заглянуть в глаза, но она отводила взгляд.
Все время с ним так: она ему – о серьезном, а он ей – о смешном. Похоже, они никогда до конца не поймут друг друга. Вот и сейчас она признавалась ему в чем-то сокровенном, а он не мог обойтись без дурацкой клоунады. При других обстоятельствах она бы куда более бурно отреагировала на его паясничанье, но сегодня ей не хотелось портить настроение ни ему, ни себе, ведь она все еще надеялась, что он вот-вот произнесет слова, в предвкушении которых она находилась уже полдня, а он все валял дурака или шутил. И Сабина, понимая, что больше не в силах пребывать в неизвестности без ущерба для своего психического здоровья, решила брать быка за рога. Вздохнув и изобразив на лице слабое подобие безразличия, она ответила со всем равнодушием и спокойствием, на какие была способна:
– Не обижаюсь, хотя ты этого и заслуживаешь. И ты, кажется, хотел со мной о чем-то поговорить?
Всегда тонко чувствуя настроение собеседника, она ощутила, как мгновенно напрягся и даже съежился Арман. Затаив дыхание, она ждала, что будет дальше, но он молчал. Судя по всему, ему было нелегко начинать этот разговор, и еще пару минут он собирался с духом, пока она, наконец, не услышала его хриплый от волнения голос:
– Да, хотел, спасибо, что напомнила. Сабина, я… – Арман запнулся.
«Как же он переживает, это так мило». Ее переполняли любовь и упование на близкое, желанное счастье.
– Я хотел тебе сказать…
Его голос был неестественным и нервным, но она все равно была уверена, что сейчас прозвучат заветные слова.
– Я давно хотел тебе сказать, но не решался…
Сгоравшую от нетерпения Сабину понемногу охватывала лихорадочная дрожь. Она уже едва сдерживалась, чтобы не прокричать восторженное «Да!», и лишь хорошее воспитание и относительное благоразумие остужали ее пыл, заставляя смиренно ожидать продолжения.