Теперь я начинаю понимать, в чем заключается тактика осады. Мой оптимизм теряет почву. Пифагор подбавляет пессимизма:
– Время будет играть в их пользу. Они не торопятся.
– Мы станем сопротивляться. Нас много.
– В ближайшие дни помощи ждать не приходится. Ни один человек и ни одна кошка больше к нам не попадут.
От огорчения я широко разеваю пасть и начинаю громко пыхтеть и хрипеть – это мой способ показать, что я готова рвать и метать и долго сдерживаться не смогу.
Пифагор предлагает способ успокоиться – заняться любовью, но мне совершенно не до этого. То, что нас взяли в клещи и лишили возможности нанести ответный удар, совершенно меня угнетает.
Вечером я пытаюсь успокоиться при помощи медитации. Вспоминаю советы Патриции: принять позу лотоса, сложив перед собой лапы (как это ни больно), выпрямить спину, откинуть назад хвост (это для стабилизации) и замедлить дыхание – тогда якобы на меня снизойдет спокойствие.
Ничего не получается. Надо будет открыть глаза на несовершенство этого метода другим кошкам.
Медитация сродни шампанскому: людям годится, а кошкам – нет.
Я наблюдаю за заходящим солнцем, ощущая приступ разочарования, даже горечи. В глубине души я знаю, что все хорошее уже позади и что безмятежности нашего Рая угрожает беда.
Анжело, увидев меня, начинает урчать – хочет подбодрить.
Не знаю, в какую авантюру я тебя втравила, сынок. Хочется надеяться, что все кончится хорошо.
Я не смею ему сказать, что мне повезло родиться в хорошее время, я успела насладиться комфортом и безопасностью, тогда как следующее поколение, к которому принадлежит он, обречено на невеселое будущее.
– Может, взять да и перебить всех этих крыс? – предлагает мне сын.
– Нет, Анжело, уж больно их много. У нас нет ни малейшего шанса одержать верх.
– Я владею кош-кван-до, мама, буду разить их сотнями!
– Их десятки тысяч. Ты быстро выбьешься из сил.
– Прошу, мама, отпусти меня, мне не терпится начать их убивать!
– Иди спать.
– Когда стану вожаком, то не буду трусить. Я не побоюсь войны с нашими врагами.
– Правильно. А теперь – спать.
Когда же молодежь повзрослеет? Я, конечно, ничего не имею против насилия, если оно приносит пользу и эффективно, но в данном случае кинуться в бой значило бы совершить самоубийство. Проблема молодых в том, что они стремятся побыстрее получить удовольствие (Анжело, к примеру, нравится убивать), не думая о последствиях. Но в долговременной перспективе за насилие приходится дорого расплачиваться. Внутренний голос подсказывает мне, что выгодным бывает только мир.
Натали берет меня на руки и ласково гладит. Чувствую, ей тоже неспокойно. Я лижу ее подбородок, сую голову ей под мышку, нюхаю ее пот – этот запах мне все приятнее. При этом я не перестаю думать.
Мой вывод таков: надо собраться всем вместе и принять коллективное решение.
Я высвобождаюсь из объятий служанки, спешу на паперть, предупреждаю нескольких кошек, и они бегут за остальными. Собрав вокруг себя внушительную толпу, я веду ее на площадку между хорами и поперечным нефом собора.
Мы не зовем людей, потому что не хотим тратить время на перевод Натали или Патриции (между нами говоря, их запах мешает мне думать).
В первом ряду два десятка старых кошек, по большей части бывших обитательниц квартир и водосточных канав, участниц боя на Лебедином острове, знающих, что нам пришлось пережить, прежде чем обрести свой Рай.
Мы переглядываемся. Никто не осмеливается заговорить первым, поэтому я решаюсь сама открыть дебаты.
– Возможно, вы удивитесь, но на данном этапе решения нет даже у меня, – торжественно начинаю я.
– Что если попытаться прорваться? – предлагает Эсмеральда.
– Отличная мысль! – радуется Анжело. – В атаку!
Лучше бы он помалкивал. Напрасно я его привела.
Я вздыхаю и с недовольным видом кручу головой. Не люблю повторяться. Понятливый Вольфганг переводит:
– Их слишком много.
– Что же нам делать? Бежать? – спрашивает Пифагор.
– Куда? Враг контролирует ближайшие берега, – говорю я. – И выше, и ниже по течению все перекрыто. Мы окажемся еще в большей опасности, чем на нашем укрепленном острове. Если крысы останутся на берегах реки, то не смогут атаковать в лоб наши оборонительные порядки и крепостную стену. А вот на средство переправы, на котором мы попробуем сбежать, они непременно нападут.
– Значит, переговоры? – предлагает отпетый пацифист Пифагор, для него главное – избежать противостояния.
– А может, внезапный удар? – гнет свое черная Эсмеральда, и ее желтые глаза сияют.