—Я еле уговорил Дудакова,—признается Сергей.—Этери сразу сказала нет, но я ее спросил ради приличия.
—Ну, да. У нас мужской вечер,—шучу я и иду искать Дудакова.
Он сидит в соседней комнате и что-то записывает. Я вхожу и молчу. Пока Сергей не говорит:
—Как друга я тебя принимаю, но не понимаю.
—А что говорит Этери?—выдавливаю я.
—Ничего. Она как всегда ничего не говорит.
—Только Эдуард опять рядом,—вскрикиваю в сердцах я.
—У нее с ним ничего нет,—резко отвечает Дудаков.—Но даже если бы и было, то никого не касалось бы.
И это с одной стороны радует меня, а с другой убивает.
Мы едем в бар «Русский» и пьем. Я хочу забыть обо всем и поэтому отпускаю ситуацию. Мы фотографируемся на снежном троне и дурачимся, а я пишу «Лед везде». И не вру. Лед действительно везде: вокруг, на катке, в сердце , в глазах Этери и между нами.
На утреннюю тренировку мы опаздываем, но не получаем нагоняя от Этери. Она просто работает и ничего не говорит. И это хуже всего. Будто бы ей все равно и поэтому она молчит. Я же не знаю, как больше к ней подойти и тоже продолжаю работать, чтобы заслужить ее доверие хотя бы как хореограф.
Спустя время Этери провожает Дишу в аэропорт, а Дудаков везет их, оставляя меня за главного. Потом он возвращается один и я понимаю, что Этери нужно время,чтобы принять этот факт. Мне хочется рвануть к ней, но Сергей говорит, что с Этери ее сестра и поэтому я точно буду лишним. Мы просто работаем, пока Этери не приезжает завтра. Такая же собранная и невозмутимая.
А потом друзья готовят мне сюрприз и заказывают баню на мой выходной,чтобы отпраздновать День рождения со всеми.
Я сразу прошу не выкладывать каких-то странных фото, чтобы не было проблем и мы все просто отдыхаем. Ближе к вечеру Макс фотографируется со мной и остается один на один.
—Что ты вообще творишь, Даня?—вдруг спрашивает он.—Что из слухов о тебе правда? Алина? Оля? Этери?
Я качаю головой.
—Слухи—это всегда слухи. Ни с кем из них у меня ничего нет.
Макс смотрит на меня пристально и продолжает:
—А с кем было?
Сжимая руки в кулаки и выдыхаю:
—Это разве важно? Если сейчас ни с кем нет?
Ковтун проводит ладонью по своему лицу и поправляет волосы:
—Ну ты и сумасшедший, Глейх.
Я начинаю злиться:
—Ты же и так знаешь ответ, Макс, зачем ты спрашиваешь? Ты же уже называл меня сумасшедшим по этому же поводу, думая, зачем мне Этери.
Он качает головой:
—Я всегда понимал, зачем тебе Этери. Вот только никогда не мог понять, зачем ты ей.
Это заставляет меня заткнуться.
—Когда мне нужен был совет и помощь, она очень помогла мне. И на шоу тоже. Этери умеет найти нужные слова и поддержать, если надо. И я ей за это благодарен. Вот только, черт возьми, Даня, как ты мог получить такую женщину и самое главное—ее упустить.
Во мне просто бурлят эмоции и мне уже плевать на все, что обо мне подумают:
—Да вы же все накинулись со своими вопросами, правда ли это и не неужели это не работа. Вы все меня осуждали и не хотели понимать.
Макс скрещивает руки на груди и качает головой:
—Мы задавали тебе вопросы, но не заставляли быть мудаком. Неужели ты думаешь, что скажи ты нам всем, что любишь Этери, мы бы не приняли? Что мы за друзья такие были бы. Но ты вел себя, как оскорбленная добродетель и все подхватили шутку,—Макс смотрит на меня пристально и не мигая.— Не обвиняй других в том, что ты не сделал выбор, Дань. Потому что тут неважно, кто и что будет думать, даже, если кто-то тебя осудит, неужели Этери этого не стоила?
В этот момент мне кажется, что я не могу дышать. Макс озвучивает очень много слов из моей головы.
Скажи я что люблю Этери?
Неужели она этого не стоит?
Почему я не сделал выбор?
И самое главное, почему я всего этого ей не сказал?
Почему я так и не сказал ей, что люблю ее?
А я люблю ее?
С того самого момента, как впервые увидел в темноте кабинета? Или когда первый раз поцеловал? Или когда подарил ирисы? Или?
—Мне нужно идти,—выдавливаю из себя и хватаю сумку.
На ходу вызываю такси и стараюсь успокоить дыхание. Мне плевать, что сейчас обо мне подумают. Я просто должен сделать то, что обещал Этери. И, возможно, сказать то, что для нее не имеет значения, но безумно важно для меня. И я понимаю, что это все ничего не изменит, потому что скорее всего, Этери меня не простит, но я должен это сделать, потому что она заслуживает правду.
Таксист расспрашивает меня про Новогорск и сборы, узнает меня и просит автограф для дочки, я делаю все на автомате, расплачиваюсь и оказываюсь перед знакомым домом и клумбой, где два года подряд рвал для Этери ее любимые ирисы.
Она пуста.
Все цветы срезаны и вместо ярких красок перед моими глазами—пожелтевшие сухие листья.
Я опоздал.
Даже тут.
Обреченно сажусь на лавочку и чертовски хочу закурить, хотя обычно не курю.
—Я думала, что вы уже не придете,—слышу знакомый голос из окна.
Женщина смотрит на меня с улыбкой:
—Да, я слишком долго шел и не успел,—тихо отвечаю я.
Она смеется.
—Я только сегодня срезала все, чтобы они не засохли. Могу отдать вам букет.
Я вскакиваю к окну и протягиваю руки, куда спустя минуту мне опускают охапку цветов.
Последних этим летом. И я держу их как самое дорогое сокровище в мире.
—Поздравляю вас с золотом,—говорит мне хозяйка цветом, а я благодарно киваю.
Потому что самое главное золото мне еще нужно отвоевать сегодня обратно.
Я бегу к номеру Этери и стучу в дверь. Там смертельно тихо и никого нет. И мне страшно идти сейчас к номеру Эда, чтобы проверить свои страхи. Потому что я боюсь услышать что-то, что добьет во мне надежду окончательно.
Я сползаю по стене и сажусь на пол, укладывая цветы рядом с собой. Мне все равно, что кто-то меня увидит. Я слишком долго прятался от всего мира.
И я жду. За окном начинается дождь, а я слушаю, как он стучит по карнизу.
Ирисы пахнут летом и воспоминаниями…
Я молчу, но чувствую себя разбитым и почти мертвым. Шепот чужой сказки звучит в голове и он побеждает тишину внутри и меня вместе с ней.
« Окно было раскрыто, и месяц глядел на императора и заводного соловья, который лежал так же неподвижно, как и сам император, на шелковой подушке возле постели больного.
Бедный император едва дышал, ему казалось, что кто-то сжимает его горло. Он приоткрыл глаза и увидел, что на груди у него сидит Смерть. Она надела себе на голову корону императора, в одной руке у нее была его золотая сабля, а в другой - императорское знамя. А кругом из всех складок бархатного балдахина выглядывали какие-то страшные рожи: одни безобразные и злые, другие - красивые и добрые. Но злых было гораздо больше. Это были злые и добрые дела императора. Они смотрели на него и наперебой шептали.
- Помнишь ли ты это? - слышалось с одной стороны.
- А это помнишь? - доносилось с другой. И они рассказывали ему такое, что холодный пот выступал у императора на лбу.
- Я забыл об этом, - бормотал он. - А этого никогда и не знал…
Ему стало так тяжело, так страшно, что он закричал:
- Музыку сюда, музыку! Бейте в большой китайский барабан! Я не хочу видеть и слышать их!
Но страшные голоса не умолкали, а Смерть, словно старый китаец, кивала при каждом их слове,
- Музыку сюда, музыку! - еще громче вскричал император. - Пой хоть ты, моя славная золотая птичка! Я одарил тебя драгоценностями, я повесил тебе на шею золотую туфлю!.. Пой же, пой!
Но птица молчала: некому было завести ее, а без этого она петь не умела…»
========== Глава двадцатая, в которой все заканчивается? ==========
POV Этери
Я возвращаюсь в номер под дождем. Эти летние грозы всегда застают врасплох. Но сегодня я не спешу, иду по лужам, чувствуя, как дождь смывает все ненужное. Мне просто хорошо.