А потом мы снова собираемся вечерами у меня в номере и выдумываем программы, которые обязательно станут золотыми. Даня сидит на полу и все также что-то записывает в свой блокнот, а утром приносит мне еще больше идей.
На льду мы стоим плечом к плечу и понимаем друг друга без слов. Мне кажется, что мы непобедимы, и еще безмерно счастливы, потому что любим то, что делаем, больше всего на свете.
А однажды вечером я нахожу у себя в комнате громадный букет разноцветных ирисов, который пахнет летом. И после засыпаю, смотря на буйство красок, радуясь, как Даня мог это запомнить, и удивляясь, зачем он это сделал.
Потому что еще никто и никогда не дарил мне мои любимые цветы.
========== Глава восьмая, в которой все боятся сказать ==========
POV Даниил
Мы тренируемся в Новогорске и я с каждой новой программой чувствую, что нахожусь на своем месте. Этот год пролетел так быстро, что мне даже показалось, что его не было. Для меня ничего не поменялось кардинально кроме того, что я в очередной раз убедился в том, что мое место тут, в Хрустальном, рядом с Этери и Сергеем.
Этот сезон был настолько успешным, что нам всем хотелось бы перенести его и на олимпийский год. Мы ставим новые программы всем фигуристам, но особо меня греет возможность наконец выпустить в мир своего Черного лебедя. Алина сможет выкатать его, я уверен. И мы молча работаем.
А потом я иду вечером по Новогорску к учебному центру и вижу ирисы. Они такие разноцветные и яркие, что просто не могу пройти мимо. Рядом с клумбой сидит женщина и смотрит на цветы, а я наконец понимаю, что нужно сделать.
—Извините, это ваше?—спрашиваю.
Она удивленно смотрит на меня и кивает.
—Продайте мне букет,—с улыбкой прошу я.— Это любимые цветы…
И я обрываю на полуслове. Любимые цветы кого? Моей начальницы? Заслуженного тренера России? Женщины, у которой волосы цвета золота? Кого, черт возьми?
Но хозяйка ирисов не требует от меня объяснений, а только спрашивает:
—Вы спортсмены?—она действительно меня не узнает.
—Тренеры,—улыбаюсь и наклоняюсь к цветам понюхать.—Фигурное катание.
Женщина протягивает мне ножницы и дает возможность самому срезать букет. Я выбираю самые яркие цветы и думаю про Этери. Как она обрадуется и удивиться. И мне от этого хорошо.
—А ваши воспитанники завоевывали первые места?
Я возвращаюсь в реальность.
—Бывало,—не собираюсь хвастаться и прижимаю к себе цветы.
Протягиваю женщине деньги, но она не хочет брать. Возможно, она узнала меня, возможно, поняла, кому может предназначаться этот букет, ведь тренеров женщин по фигурному катанию с победителями учениками не так уж много сейчас в Новогороске. А возможно, она просто прочитала в моих глазах что-то, что я сам не мог заметить.
Все равно оставляю ей пару купюр и улыбаюсь, потому что чувствую, как лето проникает мне прямо в сердце.
—Спасибо,—говорит хозяйка клумбы.—Той, кому достанется этот букет, повезло.
А я не знаю, что ответить. Я не знаю, кому из нас повезло больше. Мне или Этери. И поэтому как самое ценное сокровище в мире, я приношу ей в комнату букет. Слышу, как она моется в душе, и оставляю цветы в вазе на столе. Все это время просто стараюсь не думать, что происходит за дверью. Но мысли предательски возвращаются к Этери. Я вспоминаю ее спину, выпирающие позвонки, тонкие руки и длинные ноги. А потом трусливо сбегаю из комнаты, понимая, что, если она сейчас выйдет из душа, то я не смогу сдержаться.
Наутро Этери благодарит меня за цветы, а я спокойно отвечаю ей. И когда она целует меня в щеку, то сердце опять не хочет успокаиваться.
А потом приезжает Аксенов. Они сидят с Этери рядом, касаясь коленями друг друга. Эд смотрит на нее взглядом, почти снимающим всю одежду. Этери смеется и поправляет волосы, прижимаясь иногда к Аксенову плечом. Они уходят в номер раньше нас всех, а я шляюсь по улице, боясь возвращаться в комнату. Я не могу слышать, как Этери стонет под руками Эда, хотя она, очевидно, старается быть тише. У меня просто больше нет сил терпеть ее вздохи. Прошел год, а я все равно не могу забыть прошлый Новогорск, когда мне пришлось услышать то, что происходило в соседнем номере. Иногда, когда я лежал уже дома в своей кровати, это все снилось мне ночь за ночью. Я просыпался и понимал, что хочу эту женщину настолько сильно, что не могу дышать. И это сводило меня с ума. Спустя год я снова оказываюсь в своем личном Аду, из которого не могу сбежать.
Через два часа возвращаюсь в комнату, прислушиваясь к звукам в соседней комнате. Там тихо. Открываю окно на балкон и смотрю на территорию центра, наблюдая за звездами. А потом встречаюсь взглядом с Этери.
Она стоит босиком на балконе, закутанная в плед, немного растрепанная и молчаливая. Ее волосы отливают золотом в свете луны.
—Привет,—почему-то говорю я.
—Привет,—улыбается она.
И тогда я замечаю, что на балконе рядом с ней ваза с ирисами.
—Эдуарду не нравится запах,—виновато говорит Этери.
Я пожимаю плечами:
—Давай, спрячу их, пока он не уедет, чтобы не замерзли,—протягиваю руки.
Этери борется с собой, а потом нехотя протягивает мне цветы.
—Только с возвратом,— смотрю, как плед оголяет ее плечи и ключицы.
И в этот момент понимаю, что под пледом нет ничего, и, когда наши ладони соприкасаются, я вижу то, что не должен видеть, поэтому закрываю глаза.
Эд уезжает через пару дней, но до этого момента ирисы уже безвозвратно завяли.
***
А потом мы окунаемся в тренировочный процесс с головой. Идут этапы Гран-при, Женя и Алина побеждают и готовятся к финалу. Юниорки тоже не отстают в количестве медалей. Мы работаем и кажется, что все должно быть хорошо.
А потом Женя получает стрессовый перелом. И это подкашивает нас всех. В финале Гран-При побеждает Алина. Она же становится первой и на чемпионате России.
Этери решает нереальное количество дел и, наконец, озвучивает свой страх. Она знает, что Женя может не попасть на Олимпиаду. И мы начинает готовить Алину еще усиленнее. Я вижу, что это решение дается ей невероятно сложно, потому что отношения с Женей—это нечто особенное для Этери. Между ними какая-то удивительная близость, потому что такой улыбки, как рядом с Женькой, я не видел у Этери никогда. Даже рядом с Аксеновым.
Его же становится слишком много в нашем тренеровочном процессе. Думаю, он был одним из первых, кто озвучил Этери необходимость ставить на Алину. Но у нас действительно не было выбора. И поэтому мы работали.
Алина победила Женю на Чемпионате Европы. Впервые за два года Евгения Медведева потеряла свой титул.
—Жизнь продолжается. Борьба продолжается,—просто сказала тогда Этери.
И мы все продолжили бороться. Женя, Алина, я, Этери…все мы.
Я боролся с собой каждый раз, когда видел, как она кусала губы, не в силах найти нужные слова. Когда уединялась с Эдом в своем кабинете, когда кричала на тренировках от нервов, когда садилась в машину к Аксенову, который прикасался к ее щеке пальцами. В этот момент я боролся с собой и ненавидел Эда.
В первый раз в жизни я чувствовал к кому-то такую ненависть. Меня злило в нем абсолютно все: и улыбка, и манера говорить, и то, как он хозяйски обнимал Этери за талию и целовал в макушку, пока никто не видел. Я ревновал, как подросток, и ничего не мог с собой поделать, потому что несмотря ни на что, Этери заслуживала лучшего. И это сводило меня с ума.
Каждый день, приходя на тренировку, я приносил ей кофе и какую-нибудь выпечку из магазина, а Этери брала все это из моих рук и окуналась в работу. Мы не разговаривали ни о чем, потому что все наши силы уходили на тренировки. Этери хватало времени еще на встречи с Аксеновым, но я так и не был уверен, что это делало ее счастливой.
Дома я валился на кровать от усталости и проваливался в сон почти сразу, чтобы успеть утром за кофе и на лед. В тишине комнаты мне иногда казалось, что я не один, но это не было правдой. Иногда я видел сны.