– Жду не дождусь этого момента, – насмешливо произнес издатель, потом выдвинул ящик и бросил тетрадь в стол. – Да, чуть не забыл, – он вытащил письмо и вручил Мэтту.
– Что это? – бегло просмотрел послание тот.
– Это от консорциума, который финансирует соревнование конструкторов, в котором, как предполагалось, ты примешь участие. Они решили вложиться в паровые машины. Похоже, они считают, что будущее скорее за паром, чем за полетами.
Эфраим забрал письмо и положил обратно в ящик.
– Не могу их в этом упрекнуть.
Они поболтали еще немного, затем Эфраим поднялся и пожал Мэтту руку.
– Когда ты уезжаешь?
– Утром. Сейчас собираюсь в мастерскую и в свой коттедж. Я там давно не был и хочу избавиться от оставшихся вещей, потому что разрываю договор аренды. По большей части там лежит никому не нужный хлам, но кое-что я хотел бы взять с собой.
– Для того самого флота авалонских воздушных шаров? – усмехнулся друг.
– Разумеется.
Эфраим рассмеялся, но тут же вновь посерьезнел.
– Удачи тебе, старина.
– Она мне непременно понадобится, – грустно улыбнулся Мэтт. – Татьяна – моя судьба. Молю Бога о том, чтобы мне удалось убедить ее в этом.
Вещей оказалось не так много, как ожидалось.
Мэтт огляделся по сторонам в конюшне. Он всегда экономно выбирал инструменты и материалы из-за стесненности в средствах. Большую часть скарба вместе с воздушным шаром перевезли в Эффингтон-холл, а затем дальше в Уэстон-Мэнор. Не так уж много Мэтт нажил в последние годы. Теперешнее немногое личное имущество легко вмещалось в сумку, которую он бросил возле входа.
Должна ли его печалить мысль, что за всю жизнь он так и не создал ничего стоящего? Но все-таки, с тех пор, как он десять лет назад ушел из дома, в промежутке между аэростатами и службой на флоте, он приобрел знания, зрелость и уверенность в себе. И по ходу дела искренне наслаждался жизнью. Что бы ни несло с собой будущее, он ждал его с нетерпением.
Мэтью подошел к столу, за которым провел немало часов, продумывая различные приборы, прикидывая в голове необычные идеи. Неожиданно его поразила мысль: ему, пожалуй, понравилось бы работать руками. Если вдруг в Авалонии его знания никак не пригодятся, он мог бы заниматься физическим трудом. В конце концов, у мужа принцессы обязанности, скорее всего, минимальные.
Сможет ли он найти действительно достойное место при ее дворе? В ее жизни? Мэтью лениво провел пальцами по краю стола. Он не знает, но должен попытаться. Более того, обязан добиться успеха.
– Скучал по мне? – раздался позади голос Татьяны.
Сердце ухнуло, и Мэтт с трудом смог сохранить в голосе беспечность:
– Я почти не заметил, что ты ушла.
– Ты никудышный лжец и ужасно противный человек, Мэтью Уэстон, – она говорила обыденно, как бы между прочим, будто обсуждала состояние дорог за окном.
– Мои лучшие качества.
Он вздохнул, чтобы успокоиться, и обернулся.
Принцесса побродила по конюшне, с любопытством оглядываясь, как будто между ними ничего не произошло. Будто они расстались только вчера при самых наиприятнейших обстоятельствах. Будто они едва знакомы.
– Почему ты здесь?
– Я же сказала, – Татьяна не спеша обошла его кругом, выказывая необычайный интерес к стойлам и устройству конюшни, так что Мэтью пришлось снова повернуться к ней. – Ты исключительно никудышный лжец.
– Думаю, этот факт мы уже установили, – осторожно произнес Мэтт. – Нет необходимости его повторять.
– Не мешало бы и повторить.
Татьяна помолчала, разглядывая его. Встала по другую сторону стола, отметил Мэтью. Использует как барьер, но для чьей защиты? Он понятия не имел, о чем она думает. Чего хочет. Вполне вероятно, она пришла, чтобы сокрушить его надежды, уничтожить его так же тщательно, как он когда-то ранил ее. Мэтт не винил ее. Ему было прекрасно знакомо это конкретное желание, как и понятна ирония ситуации.
Татьяна заговорила неторопливо и взвешенно.
– У меня было немало времени поразмышлять с тех пор, как мы в последний раз общались.
– Насчет нашего разговора, я…
– Погоди, – прервала она, и он почувствовал в ее голосе легкую дрожь. – Сейчас моя очередь высказываться. Ты свое уже сказал шесть недель назад.
– Точнее, шесть недель и четыре дня.
Татьяна с подозрением глянула на Мэтью, будто сомневаясь, что он вообще считал дни.
– Первые две недели после твоего… после отъезда я в основном спала. Путешествие и все такое.
– Ну, разумеется, – он затаил дыхание. – А потом?
– Потом, когда я добралась до дома, было решено не придавать огласке исчезновение драгоценностей и их обретение. Любое утверждение Валентины никогда не будет иметь под собой оснований. У Небес появится новая оправа, и дело с концом.
– И дело с концом? – Его охватила злость от проявленной к Татьяне несправедливости. – Это чертовски нечестно. Ты нашла проклятые штуковины. Рисковала своей жизнью, да и моей тоже, в конце концов. Тебя должны отблагодарить за их возвращение. Чествовать как героя. Устроить парад и пронести тебя по улицам на своих плечах.
– Я бы не знала, что надеть, – пробормотала принцесса, ее глаза расширились от изумления.
– Но ты же такая и есть. Герой. Точнее, героиня.
Она сглотнула.
– Спасибо.
Мэтт помотал головой.
– Ты так же прекрасна, как и смела, и любая уважающая себя страна должна это осознавать и оказывать тебе все подобающие почести.
– Я даже не думала, что это так тебя волнует. Ты едва обратил внимание на мою просьбу.
– Ну, в общем, иногда я могу свалять дурака.
– Да, что верно, то верно, – она окинула его внимательным взглядом, – вредного дурака, насколько мне припоминается.
– Тем не менее, я все еще считаю, что ты должна была получить признание за свой поступок.
– Я сделала это не ради признания.
– Знаю, знаю, – Мэтью коротко выдохнул. – Ты так поступила из чувства долга. Ответственности перед страной и народом.
– Конечно, частичная причина в этом, – она помолчала, тщательно подбирая слова. – Но я однажды уже говорила, что я сделала это и ради тебя.
– Ради меня? – нахмурился Мэтт. – Когда-то ты говорила, что хочешь завоевать собственную свободу?
– Именно. Однако теперь, – Татьяна покачала головой, – я обнаружила, что поступила так вовсе не ради тебя. Ты был стимулом, предлогом, но честно говоря, я сделала это ради себя самой.
– Понимаю, – хотя и не был уверен, что до конца, но это не имело значения. Она здесь, и этого, возможно, вполне достаточно. Мэтью намеренно бесцеремонно, будто ему все равно, отказалась ли она от титула, поинтересовался:
– И что, ты затребовала свою свободу?
– Я обнаружила, что свобода, как и королевские титулы, имеют свои странности. Свобода относительна и является скорее состоянием души. Убеждением. Что до титула, то можно отречься от престола или отказаться от власти, но, по крайней мере в моей стране, если с титулом рождаешься, то с ним и умираешь. София всю жизнь была принцессой, так же, как и Наташа, хоть ни одна из них так и не воспользовалась своим предназначением. И выходит, что и я навсегда останусь принцессой.
– И воспользуешься тем, что дано по праву?
– Я пока не решила, – прикусив губу, она какое-то время смотрела на Мэтта. У него засосало под ложечкой. – Мне нужно закончить свою историю.
– Разумеется.
Он усилием воли заставил себя сохранять терпение. Это было почти невозможно. Мэтью жаждал знать, зачем она здесь и жена ли она ему до сих пор. Желал молить ее о прощении, умолять ее понять. Хотел держать ее в своих объятиях, в своей постели, в своем сердце. Но он ждал.
– После того, как мы с отцом и братьями пришли к согласию относительно судьбы Небес, настало время решать мою судьбу. Нет, не совсем так, настало время мне решать свою судьбу. – Татьяна пальцами нащупала неровную трещину на столе. – Я рассказала о тебе, о том, что мы женаты. А потом я сказала… – Татьяна посмотрела ему в глаза, – что я всячески намерена и дальше оставаться твоей женой.