Кучер, сопя от усердия, погрузил в экипаж свертки с новыми платьями, потом робко посмотрел на меня. Я захлопнула дверь, небрежным пассом активизировала защитные заклинания и ответила ему ледяным взглядом, словно не понимая, чего он медлит. Мужик обреченно вздохнул и, явно приняв предыдущую Тень в штанах и рубашке за служанку Тени теперешней, протянул мне руку. Я с невозмутимым величием оперлась на нее, спустилась с крыльца и была торжественно препровождена к экипажу, в который уселась, бережно расправив складки подола и устроив Тьму на сиденье рядом. Кучер, едва не теряя сапоги от Усердия, захлопнул дверцу, на всякий случай поклонился и влез на козлы. Лошадь, явно впервые столкнувшись с подобным поведением хозяина, недоверчиво покосилась на него и вопросительно всхрапнула. После этих сдержанных проявлений эмоций бедному животному пришлось даже присесть на задние ноги, а потом рвануться с места со скоростью ураганного ветра — кучер, решив выместить свое неудовольствие на ни в чем не повинной скотине, так огрел ее кнутом, что нравная длинногривая красавица понеслась по улицам быстрее эльфийской стрелы. Силы инерции безжалостно швырнули меня на спинку сиденья, сминая с таким тщанием расправленный подол. Тьма вцепилась в бархатную обивку когтями и неодобрительно зашипела, выражая свое отрицательное отношение к подобным стартам. Пришлось наплевать на достоинство и придержать шляпку рукой, предварительно отбросив в сторону вуаль, тут же попытавшуюся забиться мне в рот и размазать краску на ресницах. Веер брякнулся на пол экипажа и тут же закатился под сиденье.
— Эй, помедленнее, уважаемый! Я тороплюсь к графам Лорранским, а не в мир надлунный или Мрак вековечный! — громко крикнула я, одной рукой держа шляпку, а другой подхватывая веер. — Так и перевернуться недолго!
— Простите, миледи, — покаянно выдохнул кучер, натягивая вожжи. Но вышло только хуже — лошадь тут же стала как вкопанная прямо посреди оживленной улицы. Меня швырнуло вперед, Тьма дико заклекотала и от греха подальше поднялась на крыло, явно опасаясь, что при очередном рывке или толчке хозяйка, сама того не желая, придавит или упадет на нее.
— Что же ты творишь! — злобно воскликнула я, едва не разбив губы о спинку противоположного сиденья. Хорош же был бы у меня вид в нарядном платье и с расквашенным лицом! То-то Торин повеселился бы! — Что, впервые кнут в руки взял?
— Да чтоб тебя бешеные демоны на части рвали! — солидарно со мной на два голоса завопили сзади. — Не умеешь ездить, так не садись на козлы! Вон дамочке лучше вожжи дай, она, поди, лучше тебя справится! Тэмм, спихните на мостовую этого придурка и возьмите управление экипажем в свои хорошенькие ручки!
Кто это там такой умный? Обернувшись, я увидела роскошную карету с герцогским гербом, запряженную парой подобранных в масть лошадок. Из окна, посверкивая на солнце серебряной серьгой по альмовской моде, высовывался молодой щеголь, давший последний совет. С козел солидарно со своим господином бранился рыжеволосый кучер в форменной ливрее и шляпе цилиндром. На запятках стоял мрачный голубоглазый хран с парными клинками за плечами.
Я сделала рукой неопределенный, но весьма драматичный жест, который был с готовностью воспринят как извинение за неуклюжесть возницы и приглашение приблизиться и продолжить так внезапно начавшее завязываться знакомство.
— Как ваше имя, прекрасная незнакомка? — мягко поинтересовался герцог, дав своему кучеру знак подъехать к моему экипажу поближе. К этому времени мой возница успокоился и взял себя в руки настолько, что смог внятно и спокойно дать лошади команду трогаться с места. Два экипажа покатились бок о бок.
— Назвав его, я уже не буду для вас незнакомкой, — с лукавой улыбкой отозвалась я, кокетливо обмахиваясь веером и подчиняясь недавно вернувшейся моде на абсурдные разговоры, во время которых внимание собеседников обращалось главным образом не на смысл фраз, а на интонации, с которыми они были произнесены. Хран на запятках слегка приподнял брови, явно распознав во мне коллегу (все мы каким-то непостижимым чутьем чувствуем друг друга, несмотря на обстановку, наряды или поведение), но вмешиваться в начавшую завязываться светскую беседу и не подумал — хозяину его я явно не угрожала и вообще вела себя очень мирно. Так почему бы не позволить подопечному такое маленькое развлечение?!
— Но не перестанете быть прекрасной, — галантно отозвался герцог, окидывая меня внимательным взглядом. Я спокойно выдержала его — платье, хоть и не сверхмодное, все же стоило очень и очень немало, а кружева, сплетенные монахинями одного из отдаленных горных монастырей, и вовсе можно было смело назвать безбожно дорогими. — Так как же вас зовут, обворожительная миледи, едва не загубленная неумехой кучером?
— Лайтэния, — отозвалась я, ляпнув первое пришедшее на ум женское имя.
— Очаровательно! Какое дивное сочетание звуков! В нем слышится тихий звон весенней капели, срывающейся с покатых крыш замка: Лай-тэ-ни-я… не правда ли?
— Да вы поэт, — кокетливо взмахнула веером я, в душе проклиная любезного аристократа — вот же приперло ему прицепиться к незнакомой девушке! Сам настырный благороднорожденный, судя по гербу на дверцах и крыше кареты, носил славное имя герцогов Бельдерских, древнего, богатого рода, на протяжении нескольких столетий верно служащего правящей королевской династии и связанного с ней довольно тесными кровными узами. Насколько я помню, сейчас этот род может похвастаться только одним наследником мужского пола такого возраста — где-то между двадцатью и тридцатью годами. Вернее, есть еще один, но он живет где-то в Йанаре. А этого, кажется, зовут Райтомор. А может, Райтмер…
— Как и все высокородные, — не стал отпираться и скромничать герцог. — А позволено ли мне будет узнать ваш титул, очаровательнейшая Лайтэния?
— Почему бы вам самому не представиться, таинственный незнакомец? А то как-то неловко получается, вы обо мне уже что-то знаете, а ваши титулы и звания покрыты для меня мраком неизвестности…
— Райтмир, герцог Бельдерский, — честно признался аристократ.
— Ах! — игриво пропела я, как бы в смущении дотрагиваясь уголком веера до щеки. — Прошу простить мою неучтивость, герцог, при встрече со столь благороднорожденным мне полагалось бы встать!
Я бросила веер, придержала платье у колен и оперлась одонью о сиденье, демонстрируя явную готовность тут же вскочить, но галантный Райтмир мигом остудил мой учтивый порыв:
— Ну что вы, прекрасная Лайтэния! Даже не думайте выражать почтение столь опасным для жизни способом — вставать во весь рост в едущей открытой карете в высшей степени неразумно и рискованно! Тем более что дороги в нашей славной Каленаре не отличаются особенным качеством и гладкостью.
Рука герцога высунулась из окошка по плечо и, как бы стараясь удержать меня от безрассудной попытки вскочить на ноги, накрыла мою ладонь, лежащую на дверце кареты. Да-а, на колечки и перстенечки Райтмир явно не поскупился — только за очаровательную печатку со среднего патьца можно купить небольшой домик вроде моего.
— Ах, насколько вы правы! Сразу видно умного и образованного человека, — вздохнула я, не убирая руки и прикидывая, как бы половчее избавиться от докучливого ухажера. Вовсе не обязательно ему знать, куда я держу путь и в каком качестве буду выступать. Впрочем, герцог своей настырностью сам помог мне избавиться от сомнительного счастья лицезреть его лучезарную особу:
— Не покажется ли обворожительной Лайтэнии некоторой назойливостью повторение моего вопроса о ее титулах?
Я мигом поняла, что следует ответить, и, скромно потупив глаза, смущенным полушепотом призналась:
— Прошу простить мое незнатное происхождение, милорд герцог, я дочь главы купеческой гильдии и титулов не имею…
— О, — пытаясь скрыть разочарование и некоторую брезгливость, многозначительно выдал Райтмир, отводя взгляд и тут же убирая руку. Благороднорожденному не пристало любезничать с какой-то мещанкой, пусть и дочерью самого главы гильдии. Торговка торговкой и останется, как ни ряди ее в пышные одежды.
— Прошу меня простить. — жалобно повторила я, на мгновение сверкнув слезинками в уголках глаз.