Я вовсе не сумасшедшая, не думай. Умоляю, крошка моя, БЕГИ скорее!
Мама.
Я в испуге соскочила с кровати, выронив письмо, словно оно обожгло мне пальцы. «Что еще за черт?!» Сердце от страха бешено колотилось, а волоски на коже встали дыбом, словно наэлектризованные. Я бросилась к окну и сквозь занавеси поглядела, в порядке ли моя машина на парковочной стоянке позади гостиницы. Но все было нормально. Я потерла себе плечи и стала расхаживать туда-сюда по номеру, грызя ноготь левого мизинца.
Затем я снова бросила взгляд на письмо, на его убористые рукописные строчки. «Я вовсе не сумасшедшая, не думай. Умоляю, крошка моя…»
Крошка моя, крошка моя…
У меня набиралась всего горстка смутных воспоминаний, но эти слова… Мне показалось, я даже слышу мамин голос. Нежный. Любящий. С улыбкой. Я вдруг осознала, что воспоминание реальное, не похожее на тысячи выдуманных мной за долгие годы детства. Боль скрутила мне сердце. За левым глазом я почувствовала ноющий укол — предвестник близкой мигрени.
Столько лет! Как же это несправедливо!
В груди бушевала волна адреналина. Ища выхода, она ринулась вниз по руке, но я, как мне ни хотелось, не заорала и не грохнула кулаком о стенку, а лишь сильно закусила нижнюю губу и что есть мочи сжала кулак.
Всё, проехали. Ход мыслей типа «жизнь так несправедлива» все равно заведет в тупик. Пробовали, знаем. Повторения не требуется. Обижаться не на кого.
Я со стоном швырнула письмо обратно в коробку, плотно закрыла крышку и стала одеваться. Запихав вещи в рюкзак, я сунула коробку под мышку. В течение тринадцати лет моя мать не давала о себе знать, а теперь ее загробное послание велит мне бежать отсюда, спасаться. Как бы ни обстояли дела, я спинным мозгом чувствовала, что обстоят они неважно. Может, конечно, меня напугали и ввели в паранойю слова доктора Жиру. А может статься, как недвусмысленно подсказывало мне лихорадочно работавшее сознание, что моя мать — вовсе не жертва суицида.
2
Я торопливо спустилась на первый этаж, к гостиничной стойке, сдала ключи и через заднюю дверь вышла к машине. Уличный фонарь гудел и вспыхивал, временами ярко освещая повисшую в воздухе туманную дымку. Из-за цепей ограды, что отделяла парковку с одного края от буйно порасшей сливной канавы, доносилось пение сверчков и лягушек.
С каждым шагом мой скептицизм возрастал, а вместе с ним — осознание глупости моего поведения. Почему, черт возьми, я должна удирать из-за какого-то письма? И чего именно мне опасаться в Новом-2? Объяснения своего прошлого? Ответа на вопрос, почему я такой уродилась? Новых сведений о жизни моей матери?
Она предостерегала меня для моего же блага, но, вероятно, даже загадывать не могла, что ее единственное чадо в будущем окажется напарницей поручителей под залог. Я запросто разделаюсь не только с любым обитателем Нового-2, но и вообще со всяким, кто встретится на моем пути.
Я снова положила коробку рядом с собой, затолкала раздутый рюкзак под сиденье и долго не двигалась с места, вцепившись в руль и укоряя себя за нерешительность. Перед отъездом из Мемфиса я навела справки о Рокмор-хаусе и о городе, где я родилась, — о Новом Орлеане. Брюс и Кейзи, классные люди, доверили мне одну из своих машин, зная, что я взрослее и ответственнее иных совершеннолетних. Пока что мне семнадцать, я досрочно сдала выпускные экзамены, а на работе уже зарекомендовала себя надежным партнером. Всего через полгода я смогу на законных основаниях носить оружие и стану полноправной сотрудницей фирмы «Сандерсон. Залог и поручительство».
Однако — тут я склонилась к рулю и легонько стукнулась об него лбом — Брюсу и Кейзи я обещала, что съезжу только в Ковингтон, а если мои поиски поведут в Новый-2, то я дождусь их и одна туда ни за что не отправлюсь.
Но теперь, прочитав мамино письмо, я горела желанием немедленно пуститься в путь. Я столько лет ждала… И цель теперь была так близка!
Ночь привела мои размышления в сущий разброд. Но Ари Селкирк всегда слыла решительной особой! За свою жизнь я только и делала, что боролась с неприятностями, я попадала и в гораздо худшие передряги. Черт, данная ситуация — это просто цветочки по сравнению с тем, что бывало!
Придя к такому выводу, я откинулась на сиденье, вставила ключ в зажигание, но повернуть его не успела: зазвонил мобильник.
— Да.
— Малышка, как идут дела? — Это звонил Брюс.
— Хорошо. Кажется, я не зря сюда приехала. Кое-что отыскала, но надо еще немного покопаться. И слышишь, поблагодари своего брата за помощь, ладно?
Несмотря на то, что этот дохляк содрал с меня втридорога за свои следственные услуги.
— Еще бы. Так ты завтра приедешь? У нас два свежих дела. Неплохо, если бы ты была под рукой.
«Неплохо, — мысленно передразнила я. — А еще лучше, если бы мне удалось выяснить, кто я такая и почему я отличаюсь от всех остальных девушек на планете».
— Алло, ты слушаешь?
— Ага. — Я помолчала. — У меня, э-э, есть еще кое-какие зацепки. Я проверю их и сразу вернусь. К завтрашнему вечеру, наверное, успею.
Я крепко зажмурилась, чувствуя себя полным ничтожеством, поскольку не выложила все начистоту и не призналась, что собираюсь податься в Новый-2. Впрочем, я боялась, что, скажи я об этом Брюсу, он не разрешил бы мне. Изначально я намеревалась выехать из Ковингтона на рассвете и вернуться в Мемфис. Теперь я и сама не знала, что предпринять, и спрашивала себя, какого черта я рассчиталась в гостинице.
Нет, все ты знаешь. Ты рванёшь за Периметр. В Новый-2.
Поговорив с Брюсом, я, наконец, включила зажигание и оставила мотор на холостых оборотах. Мне нужен был еще один день. Его хватило бы, чтобы добраться до Нового-2, наведаться в Городскую благотворительную больницу, получить разрешение просмотреть регистрационную запись о своем рождении и, если повезет, узнать имя своего отца. Тем не менее ехать туда на своей машине было, пожалуй, рискованно: Новый-2 славился количеством угнанных автомобилей. Я вовсе не желала с позором вернуться в Мемфис без колес, учитывая, что уже нарушила данное слово.
Может быть, администратор за гостиничной стойкой подскажет мне, где здесь автобусная станция? Наверное, поблизости найдется хоть одна, по крайней мере, должна быть. Если же нет, мне придется пока обождать. Но ведь за спрос денег не берут, верно?
Отклонившись назад, я уже хотела схватить рюкзак, но, взглянув в зеркало заднего вида, невольно содрогнулась. За машиной стоял кто-то темный и совершенно неподвижный. Меня, словно молния, пронизал страх, вызвав стойкое ощущение, что я неожиданно попала в фильм ужасов.
Вот черт! Неизвестный не двигался с места и упорно маячил в зеркале, похожий на привидение. Я медленно перевела руку от рюкзака к бардачку, открыла его и нашарила в нем девятимиллиметровый ствол, предусмотрительно положенный туда Брюсом. Они дали мне служебную машину, а в каждой из них имеется подстраховка. Я пока что несовершеннолетняя и не имею права ею воспользоваться, но что-то подсказало мне, что сохранение законности сейчас меня меньше всего должно волновать, и если я смогу просто отпугнуть этого типа, то вреда никому не будет.
Стиснув в ладони рукоять пистолета и ощутив при этом огромное облегчение, я выпрямилась и сделала глубокий вдох, стараясь воспринимать ситуацию как учебную. Я тысячи раз проигрывала подобные встречи: попытки к бегству, самозащиту, аресты…
Затем я открыла дверцу и вышла из машины.
Он оказался высоким, с коротко остриженными русыми волосами, в черной футболке. Сзади на кожаном ремне через плечо висел круглый щит. Впрочем, не эти приметы заставили мое сердце бешено забиться и рвануться вон из горла — моим вниманием тут же завладел ослепительно сверкающий и, очевидно, смертельно опасный клинок в руке у незнакомца, нечто среднее между кинжалом и коротким мечом.