— Эй, ты случаем там не перепил? — свирепо зарычал он совершенно не своим голосом. — Что ты несешь, идиот? Какой арабский? Ты в своем уме?
— Я не утверждаю, что это арабский язык, — тщательно подбирая слова, осторожно возразил инженер. — Мне просто так показалось…
— Когда кажется, креститься надо! — резко оборвал его Рыков. — Ты записал разговор?
— Обязательно. Он только что прекратился, и я позвонил вам.
— Прекращай болтать и дай мне его прослушать.
— Один момент.
Инженер включил запись переговоров Левинсона с оператором поисковой системой в посольстве.
Едва услышав первую фразу, Рыков окаменел и минут пять в гробовом молчании слушал сделанную его человеком запись. После этого, не дослушав ее и находясь в полном смятении, он без предупреждения медленно опустил на рычаг трубку своего телефона.
В мозгу его как в каком-то дьявольском калейдоскопе замелькали обрывки бессвязных мыслей.
— Боже мой! — еле слышно простонал он, уставившись перед собой бездумными глазами. — Это конец!..
Хоть он ни черта и не понял, о чем переговаривались в эфире телефонные абоненты, звучание этого языка на слух он знал чересчур хорошо, и он вверг его в шок.
Иврит!
Во времена его службы в Комитете Госбезопасности он считался одним из вражеских языков!
Рыков беспомощно обхватил голову. Его мозг, едва он услышал перехваченный разговор, благодаря заложенным в него еще со времени службы ассоциациям, тут же увязал в единую нить иврит с израильской спецслужбой «Моссад». В голове ПМ мгновенно вспыхнула мысль, что им заинтересовались евреи. А это было сродни катастрофе!
Как он хорошо знал по прежней работе, «Моссад» был одной из самых могущественных разведок в мире, и они не выпускали из своих цепких когтей добычу до тех пор, пока не удостоверялись в ее большей непригодности. После этого ненужного человека стремительно устраняли и обставляли все, как несчастный случай. То же самое ждало и отказавшихся работать на них людей. Хоть ему и не было еще сделано предложение о сотрудничестве, он был уверен, что за этим дело не станет. После этого его ждала только смерть, независимо от того, примет он их условия или нет…
Рыков безвольно уронил руки на стол.
— Однако самое страшное все же не в этом, — беззвучно сказал он себе, еле шевеля трясущимися от страха губами. — Самое ужасное заключается в том, что скрыться от них невозможно ни в одной стране мира! Они оставят меня в покое лишь только после смерти!
Бледный, как покойник, Рыков почувствовал, что если немедленно не выпьет изрядной порции водки, от охватившего его страха он сыграет в ящик прямо у себя за столом.
Медленно, как дряхлый старик, он поднялся на ватные ноги. Покачиваясь, неуверенным шагом подошел к бару и, открыв его, налил полный бокал живительной влаги. Расплескав часть жидкости дрожащей рукой, он донес его до лица и привычным жестом опрокинул в рот. Ощутив разлившееся внутри тепло, он тут же налил второй бокал и отправил его следом за первым. Почувствовав себя несколько лучше, он взял из бара полную бутылку водки и, прихватив бокал вместе с собой, вернулся обратно за стол.
— Что же мне делать? — беспрестанно бормотал он, потягивая спиртное, как обыкновенную воду и не чувствуя вкуса. В какой-то момент ему показалось, что он сходит с ума.
— Какой к черту «Моссад»?! — озлобившись, неожиданно рявкнул он, ударяя кулаком по столу. — Может, телефоном балуются какие-то дегенераты, а я дрожу здесь от страха, как побитая псина!
В тайне надеясь, что все обстоит именно так, и он зря пугает себя мыслями одна страшнее другой, он грохнул опустошенным бокалом о стол и, дотянувшись до телефона, рывком сорвал трубку.
— Проклятье! — прорычал он, набирая номер Морды. — Что мне раньше-то не пришло это в голову? Сейчас разберемся, что там за шутник… Если выяснится, что я зря волновался, уж я постараюсь достать его из-под земли!..
Приложив трубку к уху, он вслушивался в звучавшие в динамике длинные гудки, и чем дольше они звучали, тем все более ПМ убеждался в своей правоте. Без сомнения, мобильным телефоном Морды воспользовался какой-то кретин, а он-то, дурак, не нашел ничего лучшего, как начать сходить с ума из-за этого чертового «Моссада»!
Между тем Левинсон, замерший над набережной у обрыва, решился выяснить, кто с такой настойчивостью обрывает лежавший в кармане его плаща телефон.
— Слушаю, — осторожно проговорил он своим мягким, слегка картавым голосом.
На том конце линии вдруг послышался не то стон, не то всхлип и затем чье-то тяжелое дыхание.