На шпагат она опускалась практически по миллиметру, подсознательно все еще боясь почувствовать момент, когда ниточка-мышца натянется. Боялась Настя зря – сесть получилось без проблем.
Это заставило улыбнуться. Лечение не прошло зря, наконец-то занявшись тем, что начала слушать указания врача, Настя практически добилась успеха, а все, с чем не справилась медицина, взяла на себя беременность.
– Спасибо, – погладив живот, Настя снова посмотрела на себя в зеркало. По правде, она уже соскучилась и по залу, и по занятиям, и по деткам. И искренне надеялась на то, что скоро снова сможет вернуться. Конечно, Глеб будет ворчать, самой Насте придется непросто, но танцы были частью ее жизни. Пусть теперь им пришлось потесниться, а совсем скоро места останется еще меньше, но завязывать с этой своей страстью, девушка была откровенно не готова.
Но прежде, чем думать о возвращении, нужно было сделать кое-что намного более важное – родить.
Услышав, как открывается дверь за спиной, Ася не удивилась. Проследила взглядом за тем, как Имагин заходит в помещение, оглядывается, присвистывает, а потом подходит к ней сзади, тоже опускается на пол, складывает ноги по-турецки, вытягивает руки, накрывая ими живот жены.
– Ты чего сбежала? Телефон в раздевалке оставила? Я подумал, рожать уехала. Звонил своей маме, твоей маме, обе сказали, что понятия не имеют, куда смылась. Потом только подумал, что смыться могла сюда…
Настя улыбнулась, следя за тем, как забавно он борется с гневом. Вроде как имеет право злиться – действительно ведь уехала, не предупредив. А с другой, права злиться у него нет ровно до того момента, как у нее есть привилегии беременной женщины. Сильно-сильно беременной.
– Врач сказала, что нам пора рождаться, и нужно немного помочь. Вот я и решила, что чуть потянусь, расшевелю…
– Разбудила бы… – злиться ему нельзя, но Имагин активно пользовался правом хотя бы смотреть с укором. Обычно это действовало на Настю положительно. Сейчас тоже. Чуть отклонившись, она повернула голову, позволяя себя поцеловать, а потом сняла руки мужа с живота, выпрямила спину, качнулась вперед. – А это точно не повредит? – мужчина за всем происходящим следил с опаской.
– А мы аккуратно и быстро, Глеб, или как ты там обычно говоришь? – подмигнув мужу, Настя снова наклонилась.
– Родишь, Анастасия, отхожу по заднице, за вредность и острый язык, – пожурив для виду, Глеб оперся о руки, следя за действиями жены.
Настя хмыкнула, но не ответила, скользя пальчиками по полу.
– Может, поедем уже? – Глеб же не выдержал уже через минуту.
– Потом вообще тянуться не смогу, пока кормить буду, еще немножко, Глеб. Хорошо?
Он-то наверное был не слишком за, но спорить не стал. Только молча следить за действиями жены никак не получалось.
– Твоя мама сказала, что у Андрея завтра день открытых дверей в лицее, хотят съездить.
– Угу, я знаю.
– Я предложил отвезти, она сказала, чтоб рядом с тобой сидел…
Настя улыбнулась, наконец-то выровнялась, собирая ноги, а потом снова прижимая руки мужа к животу.
Все бабушки давно были на низком старте. Насте даже иногда казалось, что внука в их семье ждут больше, чем ребенка.
Отец Глеба вел себя более сдержано, чем дамы, но однажды умилил Настю практически до слез: приехал в гости, пытался быть серьезным, а потом не выдержал – достал кукольного размера комбинезон для новорожденных, выглядящий на контрасте с серьезным внешним видом мужчины до крайности наивно.
Даже Андрей, первое время шарахавшийся от беременной сестры, явно воспринимая ожидание женщиной ребенка как болячку, ближе к родам стал иногда вести себя странно – просил разрешения приложить ухо или ладонь к животу, а потом улыбался, чувствуя удары.
Ее живот вообще стал главным развлечением сразу в трех домах.
С ним обожал беседовать Глеб, его практически постоянно обсуждали Наталья с Антониной, а Татьяна с Юрием смотрели на него так умилительно, что впору бы краснеть, ну или на худой конец вылезать.
Но, видимо, к такому пристальному вниманию ребенок был не готов, потому так настойчиво отказывался рождаться в срок, оттягивая день за днем.
Настя пыталась уговорить ребенка по-всякому, но он продолжал артачиться.
А ведь у Имагиных давным-давно было готово к его появлению все. Пустовавшая до этого комната, в которой Глеб хранил разный хлам и гордо звал кабинетом, стала детской. Кроватку будущий отец собрал сам. Играл, будто в лего, ругался сквозь зубы, дважды попал по пальцу, вместо колышка, но зато в результате Насте была предъявлена вполне приличная колыбель.
По дому уже были расставлены радио-няни, мебель проинспектирована на предмет острых углов и выступов…