– А она-то тут при чем? – Глеб склонился к столу, а Женечке стоило нехилых усилий не отпрянуть. Сесть на кресло для посетителей он так и не рискнул – лучше постоять, оно надежней.
– Ну как… – мужчина застыл, явно пытаясь сконструировать логическую цепочку, которая для него очевидна, а вот для Имагина, кажется, нет.
– Молчи, – оттолкнувшись от столешницы, Глеб отодвинул кресло, встал. – Когда я приезжал в прошлый раз, твои танцовщицы набухались. Просто взяли и упились в зюзю, а потом поперлись выплясывать. Ты что мне сказал?
– Такого больше не повторится.
– Молодец, хоть что-то помнишь. А я что сказал?
– Что приедете через две недели.
– Опять молодец, а потом решил, что две недели для тебя маловато, дал месяц. Приехал. И что я вижу? На входе ни хрена никого не проверяют, на баре – разводят, сам ты светишься, а танцовщицы валятся из-за переутомления.
– Какое переутомление? – раз по другим пунктам ответить нечего, давить нужно на тот, с которым справиться легко и просто.
– А я откуда знаю, какое? Но ты хоть видел, в каком состоянии у тебя люди на работу выходят? Бледнющая немощь.
– Она уже уволена, я же сказал!
– А я сказал, что тебя уволю, если не разберешься с этим гребаным клубом.
– Я разберусь! – Женя поднял руки, одновременно капитулируя и будто прося не гнать лошадей.
– Разберись. – Имагин обошел стол, остановился в шаге от подчиненного, вперив взгляд прямо тому в глаза. – Разберись с торговлей всяких-яких веществ, которые если не крышуешь, то вроде как не замечаешь, с паленкой, с мышами или что там бегает по углам? Доделай ремонт, деньги на который выделялись год тому. Рассчитайся с долгами и выйди в плюс. Если сделаешь – останешься. Нет – лично выкину. А здесь детский сад открою. Выгоды уж точно будет больше, чем от любовно засраной тобой Бабочки.
Женя сглотнул, пытаясь не выдать, что поджилки трясутся. Ему-то собственные мелкие недомолвки, прегрешения, кражи по чуть-чуть, не по крупному, казались незаметными и простительными. А, оказывается, прощать их никто не собирается, и глаза закрывать тоже.
– Уяснил? – Имагин ждал ответа.
Но Пирожок боялся, что открой он рот, выдаст разве что невнятное бульканье, потому только кивнул.
– Проверю.
Глеб вышел из кабинета, спустился по лестнице, которой тоже только предстояло познать благости ремонта, прошел мимо гардероба на выход.
Проведи он еще хотя бы минуту в кабинете Женечки, тот проехался бы носом по столу. Это как минимум. Потому надежней было уйти.
Остановившись у машины, Глеб опустил руки в карманы, достал телефон, прежде чем набрать номер, несколько секунд поколебался.
– Алло… – голос Пира звучал неуверенно. Боится, мелкий пакостник.
– Девочку не трогай. Уволишь – узнаю, приеду и прибью.
Глеб рассоединился, не дожидаясь ответа.
Какое ему дело до девочки? А черт его знает. Позже разберется.
***
Настя не знала, сколько прошло времени от ухода Амины до приезда скорой, просто потому, что незаметно для себя провалилась в сон.
Разбудил же ее шум у двери, а потом и незваные, но нужные гости. Ей измерили давление, температуру, проверили глаза, диагностировали переутомление и удалились подальше от злачного места, чтобы продолжить нести в мир добро. Удивительно, что вообще приехали.
На пороге, когда, собрав чемоданчик, два врача собирались ретироваться, их настиг Пир. Настолько злой, что Пирожком его назвать бы сейчас не рискнули, даже на Женечку он не тянул.
Посчитав, что так сурово смотреть может только самый важный и серьезный здесь человек, врачи отчитались о состоянии больной перед ним:
– Общее утомление на фоне орви. Не смертельно, но несколько дней лучше полежать.
– Полежим, – Пир кивнул, дождался, пока врачи вместе с Аминой, которая любезно проводила их в нужную комнату, удалятся, а потом повернулся к Насте.
А она… Ну ведь не держалась за эту работу! Относилась к ней как ко временной. Как к постыдной. Так почему же сейчас сердце вырывается из груди в предчувствии отставки?
Пир постоял у двери, вздохнул деланно тяжко, а потом подошел к дивану, опустился на него, Настя в последний момент подтянула ноги, освобождая место.
– Ну и что это было? – говорил вроде бы не зло, и взгляд бросил не яростный… скорее уставший.
– Не знаю, давление скакнуло. У меня раньше никогда…
– А как выглядело, представляешь?
Настя представляла смутно. Но какие мысли могли закрасться в голову посторонних наблюдателей – догадывалась.
– Имагин лютовал… – Пир положил руку на поверхность дивана, будто невзначай задевая Настину ногу, она непроизвольно дернулась.