– Ты хоть представляешь, какие там деньги?
– Грязные там деньги, Алина. Я же отмыться не смогу, – стоило только подумать о подобном, Настю передергивало. Она очень явно представила себя в полумраке зала, на возвышении, в жутком костюме, который чаще всего не оставлял места для фантазии, с крыльями за спиной. – Их же самих ночными бабочками зовут, и относятся соответственно…
– Зато там всем нафиг не нужен твой шпагат, лишь бы выгибалась красиво. А то, что смотрят… думаешь там, где мы выступаем, на нас не так смотрят? Спасибо Петечке, хоть жопы разрешил прикрыть, а то одежды и так по минимуму, не больше, чем на бабочках.
– Но это же не то…
– Слушай, какого лешего я тебя уговариваю? – Алина ощетинилась, откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди. – Не хочешь, не надо. Ищи сама. Найдешь – я только порадуюсь. Правда, сомневаюсь, что найдешь…
– Почему?
– Никто не будет возиться с травмированной, Настюш. Сама же знаешь.
– А они, значит, станут?
– А им, значит, фиолетово. Им нужны раскрепощенные молодые красивые танцующие. За две ночи можно будет получать столько же, сколько получала за свою детскую группу в месяц. А отмыться… Нефиг петь, Настенька. Берешь мочалку и отмываешься.
– Так почему ты сама еще в труппе? – устроенная Алиной рекламная кампания достойна была аплодисментов. Вряд ли девочки, работающие в Бабочке, подозревали, как им круто повезло в жизни.
– А мне не нужны деньги, и меня никто не выгонял. И в калеки не записывал.
Ответ у Алины получился грубым, но от этого не менее правдивым.
– Ладно, что я буду тебя уговаривать? – собрав дреды резинкой, Алина наклонилась к чашке, допивая кофе, а потом встала. – Если заинтересует, позвонишь, я дам номер человека, который нашел меня. Если все же нет – буду только рада. А мне пора… на тренировку.
Бросив купюру на стол, девушка наклонилась к Насте, клюнула задумчивую девушку в щеку, а потом вышла из кафе, возвращаясь в нужное здание.
Настя же еще какое-то время сидела, следя за тем, как по улице проносятся машины. Зря она надеялась на то, что предложение Алины станет реальной помощью. Танцевать на тумбе – это унизительно. Да и что она скажет маме? А вдруг из Андрейкиной школы кто постарше заявится, а там она? Или сам Андрейка? Хотя нет, Андрюша еще маленький. Но через пару лет…
Нет, это определенно невозможно. Потом ведь это вечным клеймом на лбу останется. Ночная бабочка из 'Бабочки'. Да и не сможет она. Просто не сможет. Застесняется, стушуется, со стыда сгорит, расплачется…
Нет-нет-нет. Ситуация у нее не настолько безнадежна, чтоб хвататься за подобные предложения. Настя достала кошелек, вложила купюры в счет, забросила рюкзак на плечи. Она будет что-то искать, прошерстит интернет, сходит в школы, и обязательно что-то найдется. Непременно.
***
– Ну как, Настён? – стоило дочери показаться на пороге кухни, Наталья Александровна улыбнулась, схватила полотенце, вытерла о него руки, а потом подошла к девушке, целую в щеку.
– Могло быть хуже, – Настя вымучено улыбнулась, прошла в небольшую уютную комнатушку, опустилась на угловой диванчик.
Все в их квартире было небольшим, аккуратным, уютным. Когда-то папе дико повезло унаследовать этот маленький мирок за двоюродной бабушкой, которую тот невероятно любил, ценил, ухаживал до последнего. Причем ухаживал чисто по-человечески, а не с мыслями о том, что когда-то получит вознаграждение за свой труд. Он вообще был человеком сердешным и искренним. Не юлил, не таил, не притворялся, делал добрые дела потому, что хотел, а не потому, что продумывал возможную выгоду на два хода вперед. Видимо, за это его и любили. За это когда-то полюбила мама, коллеги, друзья, а Настя любила его просто потому, что это был ее папа.
Девушка окинула взглядом кухоньку, в миллионный раз умиляясь цветочным обоям на одной стене, веселенькой плитке им в тон на фартуке, финтифлюшкам, которые были так дороги маминому сердцу, а потому висели, стояли, лежали то здесь, то там. Часики в виде тарелки, горшки с фиалками на подоконнике, вышитая своими руками скатерть с такими же цветами, как на обоях, серьезный домовой, следящий за происходящим вокруг с высоты своего убежища на холодильнике.
Наталья Веселова вкладывала душу в эту кухоньку. Вкладывала почти так же рьяно, как когда-то в мужа, в детей, в их светлое будущее.
Перед Настей опустилась тарелка с сырниками, пиала с вареньем, поймав полный восторга взгляд дочки, Наталья подмигнула, а потом снова отвернулась к плите, выключила чайник.
– Андрюша, завтрак! – крикнула, разливая кипяток по чашкам, а потом перебрасывая чайный пакетик из одной, в другую.