– Хочу, – Насте было абсолютно все равно, что есть. Слона – значит слона, подошву – значит подошву. Вчерашнюю пиццу – значит ее.
Глеб кивнул, направляясь с тарелкой теперь уже к микроволновой печи, а сама Настя проводила его взглядом, с замиранием сердца и трепетом следя за тем, как он красиво движется, как ему идет быть обнаженным до пояса. Так и хочется подойти сзади, обнять, прижаться щекой к широкой спине, а потом чтоб и он обнял…
Резко развернувшийся Имагин поймал этот ее взгляд, улыбнулся, двинулся в сторону Настиного табурета.
А она повела себе так, как велел инстинкт сохранения, пусть остальные инстинкты и были с ним категорически не согласны – попыталась перевести тему.
– Ты любишь мотоциклы? – Настя кивнула на одну из стен, на которой висела целая серия фотокарточек с разными моделями байков.
– В юности увлекался, – только Имагин что-то не слишком правильно реагировал на смену темы. Очень уж по-хозяйски развернул к себе, вклинился между ног, прошелся от коленок до бедер ладонями, выше тоже пытался, но встретил сопротивление. Хилое, слабое, для проформы.
– Гонял? – Настя повернула голову, будто вновь бросая взгляд на фотографии, а на самом деле подставляя поцелуям шею. Глеб, благо, понял, что от него требуется, поцеловал.
– Нет.
– Как тогда попал в аварию?
– Можно и не гоняя попасть, – прижав девушку еще чуть-чуть ближе, Глеб с удовольствием занялся освоением любезно предоставленной территории.
А спорить и продолжать расспрашивать Настя не стала. Так случилось, что она прекрасно понимала нежелание человека поднимать кое-какие темы из его прошлого.
Тем более, какая разница? Он не пострадал, это главное. А шрамы – глупости. Зато сам сейчас живой и здоровый стоит рядом, гладит, целует, что-то говорит, с ума очень технично сводит.
Все закончилось бы очередным заходом уже на кухне, но из дурмана их вырвал писк микроволновки – пицца готова.
Самостоятельно поесть Насте не дали – кормили из рук, а потом требовали, чтоб то же делала она. Ася не то, чтоб была против, в конце концов, это же его футболка и брюки теперь в пятнах…
На кухонном полу остался один, так и не доеденный, кусочек их позднего ужина, когда они, целуясь и параллельно избавляясь от грязной одежды, опять пятились, теперь к ванной. И снова были стены, к которым Настю прижимали, потом неоднократные попытки Имагина, не желавшего отрываться от ее губ и цедящего ругательства сквозь зубы, нашарить включатель, девичий визг, когда на голову из душа хлынула холодная вода, сбивчивое дыхание, запотевшее уже от пара стекло двери кабинки, и следы от рук, сначала скользящих вниз, а потом сжавших горячие плечи мужчины до боли, когда опору искать можно было только в нем.
Их первая ночь была длинной.
Попыток улечься спать было великое множество, успешных – ни одной. Глебу казалось, что Настя специально ерзает, Насте, что он ее очень даже сознательно щекочет – то пальцами, то дыханием в затылок. Правы были оба.
Устав целоваться, они разговаривали, устав разговаривать – целовались, вновь устав целоваться – вспоминали о том, что Имагин обещал жестоко мстить, в очередной раз отомстив – просто лежали, смотря в потолок или друг на друга, а потом снова целовались, разговаривали, мстили…
– Я сейчас спрошу… Ты только не обижайся, – на этот раз Настя даже почти заснула – уткнулась носом в Имагинскую шею, притихла, закрыла глаза, чувствуя, как на лице расплывается улыбка, а по телу приятная усталость. Они давно уже молчали и не целовались, она думала ни о чем, просто наслаждаясь моментом, а он, судя по тому, что вскинув взгляд, Настя увидела складку между бровей, о чем-то неприятном.
– Спрашивай, – в сердце закралась тревога.
– Я не претендую на эксклюзивность, хотя вряд ли был бы против, но…
Посыл Настя поняла.
– Сколько у меня было мужчин до тебя? – усмехнулась, подтягиваясь повыше. Обижаться не собиралась. Удивилась бы, если этот вопрос не возник, а так… Закономерно.
– Кто был у тебя до меня? – А Имагин уточнил. Мол, имена, фамилия, рост, вес, год рождения, занимаемые должности – все в студию. Зачем? Вопрос открыт.
– Мой бывший, – Настя ответила так просто и спокойно, как только могла. Нельзя сказать, что она этого стеснялась, но и особой радости от того, что спала когда-то с ничтожеством, не испытывала.
– Тот, который..? – Имагин стал еще более серьезным, а продолжающая поглаживать ее бедро рука утратила былую плавность движений, теперь скорее пытаясь что-то стряхнуть. Настя бросила на нее быстрый взгляд, Глеб тоже, остановился, а потом продолжил, вновь спокойно. – Петр Грибанцев?