— А как же кинжал от писем? Я ведь забрал его из «прошлого»?
— Нет, — Мэри покачала головой. — Это был лишь трюк. Если ты сейчас проверишь карманы, то не обнаружишь его. Это всё — лишь попытки адаптации твоего собственного сознания.
— И, всё же, у меня ещё много вопросов…
— Но это может подождать, Шерлок, тебя ждут там — в «реальном мире». И… — Мэри хмыкнула, — кажется, к большой радости ваших соседей, играть на скрипке в ближайшее время ты не сможешь.
***
Где-то недалеко звучали сирены полицейских машин. Холодный ветер трепал волосы, капли дождя падали на лицо, но Шерлоку было всё равно. Значительных размеров тёмное пятно на его левом плече замедляло свой рост с каждой минутой, благодаря усилиям Джона, прижимающего рану. Превозмогая боль, Шерлок поднял правую руку и успокаивающе сжал предплечье Джона.
— Всё будет хорошо, Шерлок! Лестрейд уже в пути, слышишь? — голос Джона дрожал. Ватсон был бледен. Очень бледен. Но это не была та мертвенная бледность, что Шерлок наблюдал раньше, прижимая ткань шарфа к его шее. Нет, с этой бледностью на лице друга Шерлок, пожалуй, мог примириться.
Было больно. Очень больно. Казалось, что его плечо всё нашпиговали огромными иглами. Чей-то мягкий голос на задворках сознания вёл с ним беседу о чём-то странном и далёком. А сотни, тысячи мнимых дверей тихо, без скрипа запирались на замок. И Шерлок не был уверен, что сожалеет об этом.
— Да, — просто ответил детектив, голос его почти не дрожал, — всё будет хорошо.
И Шерлок широко улыбнулся.
========== Эпилог ==========
Первое, о чём подумал Шерлок, когда очнулся, было: «это не Бейкер-стрит».
На самом деле, он мог бы точно сказать, что находился в больнице: это выдавал свойственный всем медицинским заведениям уникальный запах дезинфицирующих средств и особенности одежды — больничную робу сложно перепутать с чем-либо другим. Да и иных, менее очевидных сигналов, ради которых даже не требовалось открывать глаза, было предостаточно. Но Шерлок всё равно сначала подумал именно так: «Это не Бейкер-стрит». Не потому, что большую часть времени он просыпался в своей комнате дома на вышеназванной улице. И не потому, что совсем уж не ожидал оказаться в больнице. Всё это было второстепенно. Главным было вот что: дом на Бейкер-стрит был «домом» в привычном понимании. Иначе говоря — маркер «безопасность».
Эта привычка выработалась у него довольно давно. А если быть точным, почти сразу после «прыжка» в игре с Мориарти. Это произошло в тот момент на съёмной квартире в Копенгагене, когда Шерлок, покинув Лондон, начал выслеживать преступную сеть, оставленную в наследство миру гениальным безумцем. Тогда-то, проснувшись в пять утра в крошечной комнатушке, на скрипящей кровати с пружинами, большинство из которых насквозь пронзали тонкий дряхлый матрас, Шерлок и подумал впервые именно так: «Это не Бейкер-стрит. А пока я не буду на Бейкер-стрит, я не буду в безопасности».
Вообще говоря, эта привычка так и не исчезла до сих пор.
Поэтому не удивительно, что едва очнувшись, Шерлок, накаченный лекарствами, лежащий на больничной койке, подумал именно об этом. Конечно, больница не является местом более опасным, чем подвал сирийского бомбоубежища, где его неоднократно пытали, но… Привычка есть привычка.
О том, что предшествовало попаданию в больницу, Шерлок, как это обычно бывает, помнил плохо. Точнее, это не совсем так. Он помнил почти всё, но это самое «почти всё», искажённое действием морфия, вырисовывалось в картинку чрезвычайно невероятную, поэтому достоверной информацией считать это было совершенно точно нельзя.
По крайней мере, Шерлок был убеждён — путешествия во времени (или что это вообще было?) однозначно следовало принимать на счёт медикаментозного сна.
Шерлок решил оставить выяснение этого вопроса на другое время. Когда мысли перестанут плыть в пространстве чертогов, пересекая комнаты и коридоры, круша фарфоровые вазы в родительском доме и позвякивая колокольчиками на дверях китайского магазина из дела о похищенном золотом драконе. Кое-что в распоряжении заторможенного сознания всё же было: поскольку Шерлок всё-таки очнулся, то рана, вероятно, особой опасности уже не представляла или вообще никогда и не представляла из себя.
В голове что-то снова поплыло, и Шерлок решил оставить столь сложные мысленные цепочки на время более подходящее. Он глубоко вдохнул больничный воздух, и, едва не почувствовав головокружение из-за этого, принюхался.
Да, точно. Ему не показалось — в комнате явно был кое-кто ещё. Кое-кто, в чьей привычке ходить с зонтом вместо трости и курить невероятно дорогие, несмотря на кажущуюся простоту, сигареты.
Шерлок с усилием, превышавшем его нынешние возможности, приподнял веки. То, что он увидел оказалось в достаточной мере занимательным, чтобы окупить затраченные силы: на кресле (каким-то чудом оказавшемся в больничной палате) свернувшись, словно наутилус в раковине, дремало британское правительство в лице одного не в меру заносчивого носителя фамилии Холмс.
Шерлок успел подумать о том, что это можно было бы использовать в качестве компромата впоследствии. Жаль, что камеры при нём не было.
А потом желание спать одолело и его самого, поэтому мысли об удачной фотографии Шерлока уже не беспокоили.
***
Открыв глаза второй раз на той же больничной койке, Шерлок чувствовал себя уже гораздо более адекватным.
Во-первых, боль в плече мешала сильно отвлечься на пространные рассуждения. Что, вообще-то, было не так уж и плохо, поскольку морфий (и почти всё то, что втекало по картеру в его кровеносную систему) вызывает привыкание, а для бывшего наркомана в завязке, коим Шерлок ныне и являлся, подобное уж точно не пошло бы на пользу. И вообще, Шерлок вдруг внезапно для самого себя решил больше никогда не притрагиваться к наркотикам. Это было странно и неожиданно, и, несмотря на то, что так же детектив уже поступал и раньше… Почему-то в этот раз эта клятва стала будто бы иметь больший вес.
А второй причиной был страх за собственную психику. Ну в самом деле, привидится же такое! Майкрофт Холмс, спящий на кресле напротив его — Шерлока — больничной постели! Шерлок брата и спящим-то видел довольно редко, а тут такое явление. При этом детектив старательно игнорировал стоящее посреди палаты обитое кожей кресло.
В итоге, очнувшись в этот раз, Шерлок мог мыслить довольно-таки здраво, а потому восстановить цепочку событий для него не составило большого труда. Они с Джоном расследовали кражу, а после — спровоцированное кражей убийство. Шерлок разгадал, что убийцей была сестра мачехи убитого. Вот только она перехитрила его и спланировала ловушку, в которой детектива и подстрелили.
Изложение фактов в чертогах выстроилось в полноценную картину произошедшего. Однако с логическими мостиками были некоторые проблемы. Например, детектив совершенно не помнил в какой именно момент решил, что Хлоя Брук, а не Ричард Холидей, оказалась убийцей. Шерлок помнил почему решил так, но не когда это произошло. Кроме того, анализируя свои действия он пришёл к выводу, что почему-то заранее знал, что произойдёт в заброшенном здании. Не предполагал, не гадал, а именно знал. Что одновременно вызывало два нерешённых вопроса: как он это понял, и почему всё равно последовал на чердак.
Шерлок не мог вспомнить некоторых вещей, и этот факт сильно его раздражал.
Услышав звук открываемой двери, детектив прервал свой мозговой штурм и открыл глаза. Сначала вошла медсестра, и Шерлок собрался было вновь притвориться спящим, но следом за ней в дверной проём заглянул, оглядываясь по сторонам, Джон.
— Я оставлю вас, доктор Ватсон, — медсестра либо не заметила пробуждения Шерлока, либо не посчитала нужным оповещать никого об этом.
Джон был в той же самой одежде, что и во время расследования дела. Но слишком потрёпанной она не выглядела: помята ровно настолько, насколько помятой может быть одежда, которую носили непрерывно уже сутки. Под глазами Джона залегли тени, но здоровый сон часов на восемь это с лёгкостью исправит. Ватсон продолжал стоять возле двери, почёсывая затылок.