Вот, на одном из сидений, скреплённых между собой в длинную лавку, сидит мистер Пэрис с абсолютно несчастным и потерянным видом, глядя исключительно в одну точку на полу, будто страшась, что если он отведёт взгляд, то тут же разрыдается. А в следующее мгновение перед глазами стоит Лив в одном из школьных коридоров, прямо рядом со шкафчиками. В окружении своих друзей — Дэвида и Саманты. Мистер Пэрис как раз рассказывает какую-то шутку, а Оливия заливисто смеётся, но всё же замечает проходящего мимо шатена и ослепительно ему улыбается, незаметно для всех остальных. Она прекрасна, как и всегда. Её светло-русые волосы, обычно благоухающие душистым шампунем с ароматом манго (Том знал точно, ведь обожал прижиматься к макушке Тейлор щекой, когда та засыпала на его плече, и зарываться в непослушные локоны носом, вдыхая аромат. Это срочно захотелось сделать и сейчас, но было строго запрещено. Они ведь в школе), были заплетены в тугой пучок у самого затылка и украшены необычной резинкой с миниатюрным бантиком, а пробор был сделан на боку — почти у самого уха. Томас мысленно поморщился. Наверняка то были проделки мисс Уильямс! Хиддлстон больше любил, когда Лив распускала свои волосы, и они спадали непослушными волнами на стройные плечи. В основном, так Оливия делала, лишь когда они были наедине, и была такой домашней.
В самом деле, Том испытывал такую честь, когда видел Лив, разгуливающую по квартире в безразмерной футболке и пижамных штанах, без грамма косметики на лице, отчего он мог разглядеть небольшие синяки под глазами от усталости, миниатюрные ямочки на щеках, едва заметные серые веснушки на носу, лёгкий румянец, небольшой шрам на подбородке, две морщинки на переносице от того, что Лив часто хмурилась. Все эти мелочи выстраивались в настоящее произведение искусства авторства какого-нибудь Леонардо да Винчи, намного прекраснее Джоконды.
Затем проходит ещё секунда, и Лив уже разносит заказы посетителям кафе. На этот раз её волосы собраны в хвостик, но тонкая прядка всё же спадает на задумчивое лицо. Так хочется спрятать её за ушко девушки. Несмотря на субтильную фигуру и тоненькие руки, Тейлор берёт сразу несколько подносов с едой, водружая их даже на предплечья, и умело разносит заказы за считанные секунды. Она была профессионалом своего дела, и Том совершенно не понимал, как Лив могла этого не видеть. При желании она вполне могла бы подрабатывать метрдотелем в самом фешенебельном ресторане Сиэтла. К тому же светловолосая это любила. Забирая девушку с работы, шатен часто замечал, как неподдельным счастьем искрятся её глаза после смены.
Ещё миг, и вот, Лив уже сидит прямо напротив — за одним из столиков трактира на выезде из города. Такая покинутая, разочарованная, будто бы даже брошенная. Томас всё ещё помнил, как быстро-быстро билось его сердце каждый раз, когда он смотрел на неё — на тот макияж и укладку: Лив подчеркнула свои зелёные глаза тёмными тенями, нарисовала стрелки, приклеила накладные ресницы, даже прокрасила скулы, сделав их острее, и выделила губы лёгким блеском. Она смотрелась просто восхитительно! Даже не взирая на то, что весь этот макияж её и старил. Но в сочетании с неподдельной тоской в глазах эта красота стала ещё более обезоруживающей, ведь всем своим видом девушка напоминала падшего ангела.
Тем вечером она впервые сказала о том, что не планировала жить слишком долго. Слишком… Слово возымело горькие нотки в столь печальном контексте. Разве может человек, столь ненасытное существо, жить слишком долго?
Тем вечером Том впервые по-настоящему разозлился на девушку за те слова, небрежно брошенные ею. Он не воспринял их всерьёз. Решил, будто так Лив хотела его уколоть, сделать больно, и даже ни на секунду не задумался о том, какая боль терзала саму Оливию.
Ведь то были не просто слова. То был крик о помощи, который Том не то, что не услышал, а просто старательно проигнорировал. Именно тогда в их отношениях произошёл первый раскол, с громким треском отдаливший их друг от друга.
И лишь сейчас шатен понял, что ему следовало не злиться, а прижать любимую девушку покрепче к себе, позволить выплакать эту боль, подставив своё плечо, дать выговориться, и ни в коем случае не осуждать Лив. Тогда, и только тогда, она не чувствовала бы себя покинутой. Но ничего не изменить. Томас всё испортил.
И вот, в следующую секунду перед глазами лежит бездыханное тело девушки в белоснежном одеянии. Белокурые локоны покоятся на её неподвижных и плечах, грудь не вздымается от дыхания, глаза закрыты, сухие уста сомкнуты, а кожа бледна и холодна, как снег, но разве что только не искрилась на свету. В руках, сомкнутых на животе, Лив держала небольшой букет, и лежала она в гробу. В гробу…