— Генетический тест! — брякнул я, а потом подумал, что его, может, и не изобрели еще.
Но отступать было некуда.
— Это что еще за тест такой?
— А вот родится ребенок, возьмут у него волосину и у тебя волосину, сравнят ДНК и скажут — отец ты или нет! — пытался держать лицо я, хотя на ум почему-то упорно шла Британия и 1984 год в качестве места и даты изобретения теста на отцовство.
Но, может, я и ошибался.
— И где такое у нас есть? — засомневался Женёк. — Так-то оно хорошо было бы. Я бы своего ребенка не бросил, идиот я, что ли? Но если не мой — пусть папаша растит. Это справедливо!
— Известно где есть — в органах! — я продолжал блефовать.
Главное, чтобы он поверил, и потом всё это Машеньке изложил. Она точно посыплется.
— А как мы… А-а-а-а, у тебя ж в Минске связи есть! Так я это, поговорю с ней? Если юлить начнет — всё ясно станет! Я не деревенский дурачок, меня слезами не проймешь. Вот есть этот твой ДНК тест — это наука. А слёзы и размазывание туши по щекам — это эмоции. Наука подтвердит — ей-ей, женюсь и ребенка признаю. А коль нет — ну, пусть сама страдает, если стерлядь такая! — Стариков заметно оживился. — Фу-у-у-у, аж как-то попустило меня. В себя пришел. Определенность появилась!
Он одним щелчком отправил в полет за окно так и не прикуренную сигарету и спросил:
— А что там за расследование?
Старожилов найти в Резервации было довольно просто. Например, они сидели на лавочках у калиток и грелись в лучах вечернего солнца. Рядом бродили курочки, разгребая лапами мерзлую еще землю в поисках червячков, на заборе лежал кот и жмурился, брехала, высунувшись из-под ворот, ледащая собачонка.
— Ну, идите сюда уже, чего стесняетесь? — позвала меня бабуля в цветастом платке. — Вы кого ищете, сынки?
Избушка за ее спиной была ярко выкрашена, на ставнях имелась искусная резьба, а из печной трубы поднимался веселенький дымок. Бодрая такая бабулечка!
— А может, вас и ищу. Я из «Маяка», газеты нашей…
— Да ведаю я, шо такое «Маяк», мне суседка все нумера вслух читает. Сама-то я не умею… Но фотографии смотрю. Красивые фотографии.
— Вот, — ткнул я Старикова в бок. — А ты говоришь — вешаться!
— Это хто вешацца собрался? Этот хлопец? Идиёт! — сказала бабулька. — Жизнь она… Она такая красивая!
И глубоко вздохнула, оглядевшись. Солнечные оранжевые закатные лучи отражались от окон избушек-пенальчиков, подкрашивали березы и липы, стоящие вдоль дороги, в нежные цвета. По розоватому небу плыли облака — огромные, похожие на испанские галеоны. Пахло уже совсем по-весеннему: свежестью, набухшими почками, первыми подснежниками…
— Черт, — сказал Женёк. — Спасибо, бабуля. Действительно — идиёт.
— Ну, то-то! За жизнь трымацца нужно, за тебя ее никто не проживёт. А шо вы такое спытать хочете?
Тут в дело вступил я. Начал издалека, попросил рассказать историю всех четырех улиц Резервации, кто тут первым селился, что было до того, как дома поставили, и почему они такой интересной формы. Звали бабулю Настасья Филипповна, и начала она свой рассказ с последнего вопроса. Оказывается — дома строили пленные румыны, году эдак в 1943, зимой, сразу после освобождения Дубровицы от немцев. Откуда в Дубровице взялись румыны — сие исторической науке не известно. Известно только, что до них довели задачу: построить столько-то домов для местных жителей взамен разрушенных во время оккупации. Что за начальник такой сознательный попался — неизвестно, но считать он явно не умел, потому как того объема древесины, что выделили любителям мамалыги и молодого вина на строительство, для полноценного жилья было явно недостаточно. Так что все эти Петреску и Антонеску пораскинули мозгами и настроили таких вот пенальчиков по десять, много — пятнадцать квадратных метров. Удобства — на улице. А что — задача выполнена, лишившиеся домов дубровчане и таким времянкам были рады… Но нет ничего более постоянного, чем временное, верно? С тех пор многие так и жили. До последнего времени.
— А что — в последнее время?
— Помирать начали. А всё гарэлка клятая! Праз нее народ помирает, особенно старики! Вон, Николаич с Партизанской зимой от «Раисы» шуровал, поскользнулся, упал, галаву разбил, да так и помер — до утра нихто его не бачил и не помог!
— А что дом? На кого остался?
— Так откуда ни возьмись, наследнички появились! Известное дело — Николаич гарэлку даром брал, а дом за то отписал!
— Это как — даром? — удивился я.
— Да так. Это у нас каждый собака знает — шуруй к Железке и пропиши кого она скажет, и отписать на него хату поможет. И бутэлька кажный день до самой смерти! Только вот шо я скажу, хлопцы — долго такие не живут. Знают это, дурни, а всё одно — в «Раису» ходют! Идиёты.