Глава 7,
в которой Старовойтов выдвигает предложение, от которого нельзя отказаться
Статью Старовойтов взял почти не глядя — так, пробежал мельком глазами, недоверчиво поднял бровь, но, увидев комментарии Привалова и Соломина, кивнул:
— Берем! Думаю, в Москве одобрят. Они уже тобой интересовались — ну, семинар, помнишь? — и положил листки, заполненные печатным текстом, в кожаную папочку с надписью «В печать».
Я развел руками: семинар в Москве — дело хорошее, да только напрашиваться я не собираюсь. Пригласят — поеду.
— Вы ведь не о семинаре со мной поговорить хотели, да?
Михаил Иванович достал из ящика стола сигареты, щегольскую зажигалку и закурил.
— Ты в школе военкоров вроде учился, Белозор?
Я прикрыл глаза: память Германа Викторовича услужливо подсунула картинки из его армейской жизни. И вправду — учился. Был там такой лейтенант Мельников, с которым он/я состоял в переписке. Этот Мельников правил тексты статьей, объяснял нюансы работы в вооруженных силах. Это называлось — «школа военного корреспондента», получается, что — заочная. Черт, а Герман-то Викторович там на рога всю часть ставил! Например, написал материал про матерщину со стороны офицеров по отношению к солдатам — и статью эту опубликовали в газете, и офицеров вздрючили! И ничего за это Белозору никто не сделал. И это в шестьдесят каком-то году! Фантастика. Рассказал бы кто — не поверил. А так — можно сказать, из первых уст…
— Учился. Заочно, — я ступил на тонкий лёд.
— Вот и славно. Значит — дело решенное. Я оформляю вас хоть завтра, с вашим главредом всё согласуем, никуда он не денется…
— Она, — поправил его я. — У нас главный редактор — женщина.
— Неважно, неважно… А важно то, что мне некого отправить в командировку. Дело серьезное, оплачивать будем тоже серьезно, гонорары — по высшей планке, суточные — как положено.
Я уже понимал, к чему он клонит. Но верить своим предчувствиям не хотелось.
— Скажу прямо — хочешь у нас работать, перебраться в Минск — придется съездить. Ну, правда — у меня две девушки работают и Горелов, а он… — Михаил Иванович поморщился брезгливо. — Тем более — ты вот это всё любишь. Приключения, там…
— Афганистан? — спросил я.
Старовойтов подавился сигаретным дымом и закивал, пытаясь откашляться.
— Примерно с июня по август. Ну, ротация у нас, там какая-то беда образовалась со спецкорами, вот — кинули клич по республикам — мол, отправьте кого-то из своих, освещать помощь братскому народу. Будешь там вместе с Витебскими десантниками… Целая рубрика в «Комсомолке», просто представь! Союзное издание!
Я понятия не имел — такая практика в том, настоящем, СССР была или нет, или это уже моя «новая полевая журналистика» или какое другое вмешательство такие круги по воде пустила? Насколько я помнил, репортажи из ДРА года эдак до 1985 ограничивались короткими новостными сводками или очерками о гуманитарной помощи страждущему афганскому народу — построили школу здесь, выкопали скважину под воду тут… Рубрика в «Комсомолке» — это круто, конечно, но ехать в Афган… А с другой стороны — кто-то ведь должен? Черт побери, наши белорусские пацаны умирают в тех пустынных горах, всем по большому счету насрать на это, а я тут сижу-думаю, размышляю… Статьи про воинов Ограниченного контингента, их будни, быт и героизм начали появляться в печати дай Бог, чтобы году в восемьдесят пятом! Именно тогда легендарный Кожухов там и появился… Тоже, кстати, из «Комсомолки». Тот самый Михаил Кожухов, который «В поисках приключений» и «Вокруг света» — он был скальдом афганской пустыни, менестрелем войны. Его зарисовки давали понимание того, что наши — молодцы и делают там, на чужбине правильное дело. Что мы не против Афганистана воюем, а вместе с ним — за лучший мир.
Хотите — назовите это наивностью, хотите — пропагандой, но это куда лучше, чем принимать цинковые гробы из страны, где наши пацаны якобы только и занимаются тем, что гуманитарку раздают и цветы от смуглых детишек принимают…
— Я согласен, — мой хриплый, каркающий голос заставил всё еще разливающегося соловьем Старовойтова заткнуться. — Но вы же понимаете, что «Комсомолка» со мной наплачется? Я буду настоящей занозой в заднице, говорю сейчас, чтобы потом не было недомолвок. «Взвейся и развейся» — этого вы от меня не дождетесь.
— Знаю, Белозор. Главреду я сразу позвонил, он одобрил. Сказал — есть такой запрос в определенных кругах, нам нужен этот, как его…
— Глас вопиющего в пустыне? — брякнул я.