Сазонкин болезненно морщился, слушая всю эту отчаянно-глумливую тираду. Всё-таки случай мой был далеко не стандартный. Если вспомнить того же Мессинга — его отношения с властью были покрыты мраком, и сколько в тех легендах правды, а сколько — вымысла… В любом случае — с экстрасенсами и провидцами дело иметь — это не диссидентов экскульпировать. Тут подход нужен! А какой подход — этого Сазонкин не знал. Он был человеком системы, но в данный момент — действовал автономно и потому терялся.
— Ну, на кой черт вам в Афганистан? Вдруг — помрете ни за хвост собачий? — проговорил он.
— А вдруг — изменю что-то к лучшему? — парировал я. — Есть у меня определенное наитие…
— Черт тебя дери, Белозор, как с тобой сложно! Наитие у него! Х. итие!
— А кто сказал, что будет легко? И вообще… Валентин Васильевич, вам ведь не обо мне беспокоиться надо. Я — фигура пусть и необычная, но в целом малозначительная.
— Хватит наводить тень на плетень, Белозор, ей-ей, испытываю страстное желание набить тебе морду. Как думаешь — получится у меня?
Наверное, у него бы получилось. А если не у него — то у тех двоих Франкенштейнов, что курили у мусорки с лицами, полными вселенской скорби — точно.
— Вы путаете небо со звездами, отраженными в поверхности пруда, — сказал я и радостно улыбнулся.
Это я знатно загнул! Аж на душе потеплело, хотя промелькнули и некие нотки сожаления — кой хрен меня в Союз занесло, а не в Нильфгаард, скажем? Пил бы туссентское вино, травил байки по тавернам и прославлял Императора Эмгыра. Рацухи бы тамошним кузнецам задвигал, а не нашим Сашам и Сирожам….
— Сейчас я тебе действительно врежу, — посулил Сазонкин и даже пуговичку на одном из рукавов поправил.
— Вы Петра Мироновича берегите. Без него мы с вами — как дырка без бублика. Просрут нашу с вами Родину, как есть — просрут. Подохну в Афгане я — ничего особенно не изменится, всё самое главное у вас есть, я самое основное записал. А вот если товарищ Машеров, например, в аварию попадет, тогда — пиши пропало… Будем мы с вами как рыбы об лед биться и локти кусать.
— В аварию, значит? — прищурился он.
— Например, в аварию. Чтобы не было ДэТэПэ, соблюдайте ТэБэ и ПэДэДэ… И тэ дэ, и тэ пэ… А то, знаете, тут водитель плохо себя почувствовал, здесь фары у ЗИЛа-117-го оказались разбиты, потому на «Чайку» пересесть пришлось… А потом р-раз — и после Косыгина Председателем Совета Министров стал Тихонов, мягкий и интеллигентный человек, которому вот-вот семьдесят пять исполнится, или уже исполнилось… Как думаете — на пользу это пойдет Родине в нынешних реалиях?
— Белозор! — зрачки его расширились. — Это то, о чем я думаю?
— Не знаю, о чем вы там думаете, а я вот — про обед размышляю. Мне ведь в Дубровицу надо, за документами. А потом обратно — в Минск… И вот еще — пока я в командировке буду, вы не знаете, где можно моего «козлика» приткнуть?
— В командировке… Даже не думай, что я так просто тебя отпущу, — он погрозил мне пальцем. — Тоже мне — граф Калиостро. Престидижитация и гипноз, чтоб тебя… Ты у меня и в Афгане на коротком поводке ходить будешь!
Я только усмехнулся: как будто кто-то из нас в принципе ходит без поводка?
Однако что-то богат этот разговор на ассоциации и аллюзии к великим произведениям искусства прошлого и будущего. Вот и еще одна напрашивается — лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Или нет.