Метлоу сжал протянутую руку и рывком выбросил его из кресла. Юсуф вскрикнул и с кошачьей ловкостью метнулся к двери, но путь ему преградили Нагматулла и Музафар. Положив руки на кривые кинжалы, засунутые за пояса, они с брезгливым спокойствием смотрели на него. Юсуф попятился от их взглядов. Метлоу показал ему на пол, и тот послушно сел, поджав по-восточному ноги под себя. Метлоу стал с интересом рассматривать дорогие перстни на его пальцах.
– Сколько заплатил за эти цацки, док?
Но тот лишь ошалело пучил на него тусклые глаза.
– Обкурился гашиша, нечестивый пес! – пнул его ногой Нагматулла.
– А во сколько обошлось гнездышко? – оглядев заполненную дорогой мебелью комнату, спросил Метлоу и опять не дождался ответа. – Что ж, напомню, в сто тысяч долларов. А сколько я тебе дал на лечение Джона Ли Карпентера?
Юсуф скривил в злобной ухмылке губы:
– Ненавижу, христианская собака.
Музафар вдруг издал изумленный вскрик и показал отцу на массивный серебряный перстень на безымянном пальце Юсуфа, на котором была выгравирована рука с занесенным кривым кинжалом. Старый мулла, взглянув на перстень, побледнел. Положив руку на рукоять кинжала, он вперил вспыхнувший ненавистью взгляд в Юсуфа и процедил сквозь зубы:
– Я думал, что ты просто заблудшая овца, а ты, оказывается, вон из какой клоаки… Будь проклят ты, питающийся падалью! Будь проклят до седьмого колена род твой, слуга шайтана!
Юсуф лишь засмеялся в ответ.
Метлоу была непонятна бурная реакция Нагматуллы и его сына на обыкновенный, как ему показалось, серебряный перстень на пальце Юсуфа. Нагматулла, приказав сыну не спускать с Юсуфа глаз, кивком головы показал Метлоу на дверь.
За дверью он крикнул что-то жене Юсуфа, и китаянку будто ветром вымело из холла.
– На каком наречии ты шуганул эту накрашенную китайскую куклу? – поинтересовался Метлоу.
– Она китайская уйгурка-мусульманка. Я пообещал ей на ее тюркском наречии скорый шариатский суд за распутство и соучастие в преступлениях мужа.
Заперев входную дверь на ключ, Нагматулла показал Метлоу на диван.
– Присядь, Джирджис! – в чрезвычайном волнении сказал он. – Мне надо сообщить тебе что-то очень важное.
– Внимательно слушаю тебя, дорогой друг.
– Похоже, тебя совсем не удивил перстень на руке Юсуфа?
– Признаться, не очень.
– Тебе знакомо имя: Хасан ибн Саббах?
– Кажется, одиннадцатый век, – потер виски Метлоу. – Основатель какой-то мистической секты. Кажется, исмаилитов.
Нагматулла согласно кивнул.
– Я что-то читал о прошлых темных делах исмаилитов, – продолжил Метлоу, – но нынешние их наследники, насколько я знаю, представляют собой уникальное религиозное объединение во главе с единым духовным лидером – они разбросаны по всему миру и мало имеют общего с теми средневековыми фанатиками. Их лидер Карим Ага-хан IV – достойнейший и уважаемый в мире человек, меценат и благотворитель. Он, так же как и твой сын Музафар, получил в Англии отличное образование…
– Это правда, – согласился Нагматулла. – Но, к сожалению, вам, европейцам, трудно протянуть нить познания из одиннадцатого века к веку двадцатому, а мы, люди Востока, знаем, что нити добра и зла бесконечны в истории народов. Для нас яркие события прошлого не тускнеют от времени и не покрываются пылью забвения. Деяния тысячелетней давности мы помним так же отчетливо, как и деяния, случившиеся вчера. Мы их взвешиваем на одних и тех же весах. На весах нашей мусульманской истины и благочестия.
– Ты хочешь сказать, что люди Востока ближе к истине, чем мы – европейцы?
– Милостью Аллаха это так, несмотря на то, что вы опередили нас в экономике и технике.
– Меня всегда интересовали извилистые лабиринты вашей восточной истины.
– Наша истина проста, Джирджис: Добро и Жизнь – от Аллаха. Зло – от шайтана. Добро является в мир с открытым лицом, а Зло неизменно принимает множество обличий, чтобы коварством и хитростью победить доброе начало в душе правоверного мусульманина. Оно идет на совершение любого поступка для того, чтобы слуги шайтана однажды восторжествовали во всем подлунном мире.
– Насколько я понял, перстень открыл вам принадлежность Юсуфа к какой-то религиозной секте? – догадался Метлоу.
– Истинно так! Арабское «хашишиюн» означает «курящий гашиш», что в эллинской транскрипции – ассасин. Вспомни, что означает это слово у англичан?
– Убийца. У французов – тоже. Но, прости меня, все, что я читал об ассасинах, напоминает скорее занимательный миф…
– У европейцев слишком короткая память! – вспыхнул Нагматулла. – Река времени может изменить свое русло, но не может прерваться совсем, – качнул он тюрбаном и предложил: – Поговорим лучше с этим нечестивцем, пока он не пришел в себя от шока, вызванного нашим появлением. Разговор веди ты, я задам мерзавцу лишь несколько вопросов, чтобы окончательно убедиться, что он действительно тот, кто имеет право носить страшный знак шайтана.