— Да уж!..
Квартира оказалась совершенно пустой, даже присесть не на что. Все же решили не отступать. Осмотрели балкон, обследовали ванную, туалет, стены подоконники, заглянули под плинтуса, предварительно вывернув с помощью отвертки крепящие их шурупы. Везде пусто, никаких улик. И вот когда от отчаяния можно уже было бы рвать волосы на голове, меня окликнули из кухни.
— Смотри, — один из оперов, дока в области обыска, открыл кран с водой. Жидкость накапливалась в раковине и совершенно не сходила. — Сливные трубы чем-то забиты, — сделал он вывод.
Вся система слива и отстоя была старого производства, сделана из чугуна и крепилась на ржавых болтах. По нашей просьбе один из понятых принес гаечные ключи. Пришлось изрядно повозиться, пока отсоединили колено. Я весь напрягся, как ученый на пороге открытия, пока из трубы извлекали мокрый продолговатый сверток в полиэтиленовом пакете. Его развернули тут же на подоконнике и осторожно извлекли свернутые в трубочки пачки стодолларовых купюр. Еще что-то отдельно находилось в небольшом матерчатом мешочке. Из него и высыпали рядом с деньгами ювелирные украшения. Я завороженно смотрел на них…
Составили протокол обыска, на сей раз удачного.
Между тем подступил летний вечер — время, когда хочется отдохнуть от всех перипетий долгого дня: бесцельно побродить по скверику или просто посидеть на скамейке. Но мне не до обворожительности тихого вечера. Смерть Алешина выкрасила все в мрачные цвета. Я должен быть там, в его квартире, чем-то помочь в организации похорон, как-то успокоить уже наверняка возвратившееся из южных мест его семейство.
XIX
Утром на работе не хотелось шевелить не только руками, но и мозгами. Голова тяжела, как после нескольких кряду бессонных ночей. Полный паралич тела и воли. Казалось, вот так и буду сидеть на стуле, как мумия, до конца рабочего дня. Но слово «надо» призвало меня к действию, как измотанного боем солдата сигнал полковой трубы. «Надо» — и рука скользнула в карман, нащупала там ключи. «Надо» — и я повернул ключ в замке и открыл ящик стола. «Надо» — и я извлек оттуда записную книжку, изъятую при обыске в первой квартире Ловчилы, заставил себя открыть ее.
Прежде чем его доставят ко мне в кабинет, нужно внимательно просмотреть страницы: вдруг откроется еще что-то интересное и изобличающее. Открыв первую страницу на букву «А», сразу же наткнулся на сюрприз, да такой, что даже рука непроизвольно потянулась к затылку. Там значилась лишь одна фамилия: «Алешин», а рядом стоял номер его телефона. Очередная задачка, правильный ответ на которую мог дать только хозяин этой записной книжки, а так — домыслы, домыслы…
Но впереди меня ждала еще большая неожиданность. Обнаруженная фамилия Макарова не вызвала удивления, так как предполагал: между Ловчилой и сотрудником уголовного розыска существовали какие-то контакты, возможно, они были знакомы всего лишь как соперники, но не исключено, что имели и деловые отношения. Но, перелистав несколько страниц, я вновь был сильно озадачен: аккуратным почерком была выведена моя фамилия и мой домашний номер телефона, неизвестно каким образом оказавшийся в записной книжке Ловчилы, лично я ему его не давал. На букву «Ч» обнаружил фамилию «Чегин». Но самое интересное ждало на последней странице: наши фамилии были написаны в столбик, моя последней, причем две первых, Макарова и Чегина, обведены, как бы заключены в траурную рамку.
Было от чего вскочить и забегать по тесноватому кабинету. В голову настойчиво лез вывод о причастности Ловчилы к убийству сотрудников правоохранительных органов. Но сколько ни предполагай и ни гадай, от этого дело с места не сдвинется, необходимо искать доказательства. И для начала необходимо выслушать своего оппонента в криминальном споре.
Ни растерянности, ни раскаяния на лице Ловчилы я не заметил, наоборот, в глазах — злая решимость.
Он присел на стул и сразу заявил:
— Я требую адвоката!
— Хорошо, адвокат будет, — покладисто сказал я, — только будьте добры, ознакомьтесь с изложенным здесь, — и подал ему лист протокола обыска в первой квартире.
Он бегло прочитал написанное, слегка ворочая туда-сюда головой, и возвратил протокол с полным спокойствием на лице.