— Нет, тут у нее хранились деньги «на черный день», — Антонина Петровна вытерла кончиками пальцев слезы.
— Вы не могли бы назвать сумму? — поинтересовался я.
— Нет, но много. По моим понятиям, очень много, и все в долларах.
— А о тайниках вы никому не рассказывали? — подкинул очередной вопрос Горявский.
На подозрительность следователя в широко открывшихся глазах женщины сначала промелькнул испуг, затем застыло выражение обиды. Я недовольно поморщился. Вопрос, конечно, уместный, но задавать его следовало в иной плоскости, не напрямик. А так можно было ожидать всего, вплоть до истерики. Однако мои худшие опасения не сбылись: женщина сумела справиться с душившими эмоциями, хотя ее речь прозвучала прерывисто, несвязно и со слезами:
— Да что я… Нет, никому не рассказывала… Вы за кого меня принимаете… Клянусь светлой памятью Марины, никому… Она же мне как дитя родное…
Ближе к вечеру, когда уже имелись данные экспертиз, я подвел итоги дознания. Для меня они были не особенно утешительными. Подозревать в причастности к преступлению можно было кого угодно: и соседку, и тетку, и подругу, и неведомых мне Кешу с Лешей, — но против каждого из них не имелось ничего изобличающего. Положение вырисовывалось скверное: на моей шее мог повиснуть очередной «глухарь». Полагаться на удачу в сложившейся ситуации — это то же самое, что опустить руки и смириться с поражением. Но — не позволяло самолюбие. Я был уверен почти на все сто процентов, что убийство совершил мужчина, причем во время любовной игры, а значит, хороший знакомый жертвы. Правда, последнее я допускал с некоторой натяжкой, исходя из положения тела, из того, что одежда была сложена на тумбочке, и в квартире царил полнейший порядок. Если бы обманным путем ворвался налетчик, то картина преступления наверняка предстала бы иной. Итак, знакомый мужчина — вывод не бесспорный, но все-таки дающий надежду и указывающий путь дальнейших действий. В моем распоряжении два имени: Кеша и Леша, как два маячка в безбрежном море версий.
III
Появление Алешина у меня в кабинете — не редкость: чаще наведывался по работе, реже наносил, как он сам выражался, «визит вежливости», дабы справиться о здоровье, о планах, о перемене в личной жизни. Но не припоминалось, чтобы он заходил ко мне с улыбкой, да еще таинственной. Все говорило в пользу того, что он приволок какую-то неза-урядную новость, причем приятного содержания.
— Как жизнь холостяцкая? — поинтересовался он, скорее для проформы, подавая мне руку.
— Женщин ласкаю лишь во сне, — отшутился я.
— Кстати, о женщинах. Идем мы тут как-то с Чегиным и такую женщину встретили! Хочешь, познакомлю? Необыкновенная, красивая, душевная, обходительная, умная, — восторженно охарактеризовал Алешин неведомую мне особу.
— Что-то многовато для одной, — засомневался я. — А вообще-то, тронут до слез вашей заботой, — и я притворно всхлипнул. — Но, извини, спутницу жизни подберу как-нибудь сам… Идешь ты, значит, с Чегиным, — повторил я за ним, но следом дурашливость слетела с меня, и я переспросил: — С Чегиным?
Для удивления имелось основание, так как знал, что тот, взяв несколько дней в счет отпуска, пребывал в затворничестве.
— С ним, с ним, — подтвердил Алешин и продолжил: — Вроде вечернего променада у нас. Идем, жизнью наслаждаемся, разговоры ведем. И тут навстречу нам женщина, привлекательнейшая. Мы ее с Пашкой сразу оба усекли, и беседа наша разом оборвалась. А она идет, голова вскинута горделиво, на губах легкая улыбка, и вдруг — авария. Видимо, выбоинка на тротуаре попалась, каблучок набок, она оступилась, ойкнула. И к нам умоляюще так обращается: «Простите, — говорит, — не могли бы вы мне помочь, кажется, я лодыжку потянула». Ну, довели мы ее до ближайшей скамейки, усадили. Паша медицинские познания проявил, обследовал эту самую лодыжку. Предложили до дома проводить. Она стала отказываться, попыталась встать, но от боли поморщилась и вновь на скамейку опустилась. Паша тут же побежал такси ловить. Доставили ее до дома. Помогли подняться на нужный ей этаж. Женщина оказалась не только приятной глазу, но и гостеприимной. Зазвала на чашку чая.
— И не побоялась двух таких ломтей, — вставил я очередную шпильку.
— Знаешь, в ней есть что-то гипнотизирующее. Все дурное исчезает, становишься послушным.
— И два послушника ввалились в квартиру?
— Представь, не устояли. Познакомились. Она удивилась, что мы из правоохранительных органов. Сказала, что рада такому знакомству, так как до сего времени друзьями в этих органах не располагала.