Людям никак не угодишь.
И опять-таки, я прав. Заглянув за спину Сэм я вижу, как дождевые капли покрывают асфальт, превращая его в маленький океан. Похоже, ливень шёл всю ночь. Я задумываюсь над тем, сколько же проспал. Достаю мобильник — девять часов утра.
— Я просто хочу, чтобы он прекратился, — она шмыгает носом, а затем вытирает его рукавом полосатого серо-чёрного свитера. Её каштановые волосы растрёпаны ещё больше.
— Ты вообще знаешь о существовании расчёски? — язвлю я, и Сэм фыркает. Я хочу сказать ей о том, что не всё происходит по её велению, но решаю промолчать. Нельзя щелкнуть пальцем и сделать так, чтобы дождь прекратился. К сожалению, это невозможно.
На кухне уже стоит готовая еда — Сэм хвастается, что заказала пиццу по телефону и заплатила моими деньгами.
Ну да. Благо, не подгоревшая яичница. Снова. Затем я удивляюсь, как она умудрилась достать мой кошелек из заднего кармана джинсов, если я спал на спине, но затем понимаю, что оставил его на тумбе, рядом с часами.
Пицца и две банки содовой стоят на столе, поэтому я присаживаюсь и махом руки приглашаю Сэм сесть рядом. Она неловко отводит взгляд, когда мои колени соприкасаются с её ногами под столом. Она отсаживается подальше от меня, словно боится обжечься или заразиться чем-нибудь.
Я болею лишь чувством вины и ночными кошмарами. Но ты, кажется, болеешь тем же. Так что, всё нормально. Садись, не бойся.
— Думаешь, собака всё ещё в том городе? — я не хочу говорить слово «крыша», поэтому употребляю «город». К тому же, глупо даже подумать о том, что собака способна проторчать на крыше под открытым солнцем без еды и воды почти целый год, не говоря уже о том, чтобы озвучивать этот абсурд вслух. Но всё же, я озвучиваю.
— Не уверена, что мы вообще её найдём.
Она, скорее всего, права.
Кусок пиццы в пальцах Сэм вертится, напоминая какой-то сумасшедший танец, и падает ей прямо на колени, колбасой вниз. Я смеюсь, а она закатывает глаза. Мне нравятся люди, заставляющие меня смеяться, даже когда я этого не хочу.
Такой была Джуди.
— Не сдавайся, если мы не найдём собаку в первый день пребывания в городе, — говорит Сэм, не обращая внимания на огромное жирное пятно на джинсах. Кусок этой пиццы, который она еле отлепила от штанов, летит обратно в коробку, больше она не ест. — Начало всегда самое трудное. Нам следует постараться, чтобы…
— Я понял, — прерываю её я и заставляю смущённо сжать губы, нахмурив брови.
Ты же говорила, что мы вряд ли найдём собаку. Но теперь ты сидишь и просишь стараться. Женщины — всё-таки странные существа.
Через полчаса мы уже сидим в машине, и я пытаюсь провернуть ключ зажигания. Ржавое корыто ни в какую не хочет заводиться. Вот чего и следовало ожидать. Я обрываю себя на мысли вылезти из машины и пнуть её ногой по капоту. Ржавая развалюха.
— Не сдавайся, — говорит Сэм, и мне хочется убить её взглядом, прожечь её насквозь. Ненавижу, когда говорят нечто подобное, нависая прямо над головой. Но после её слов машина заводится, и я невольно думаю, может, она волшебница? Повторюсь — совпадений не бывает.
— Ты когда-нибудь влюблялась? — спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку. Мы молчим уже полтора часа.
— Нет. Я не верю в этот бред собачий.
Я округляю глаза и не замечаю яму на дороге. Машина подпрыгивает и Сэм недовольно ворчит. Я закатываю глаза — сама попробуй, это не так уж и просто. Вождение — это тебе не задницу бумагой подтереть, здесь нужен определённый навык. Некоторые водители гордятся тем, что якобы «чувствуют» свою машину, разговаривают с ней, как ненормальные. Если машина не заводится, мужик начинает петь ей милые песни, и она вдруг чудом начинает урчать, заводя мотор. Херня всё это. На самом же деле, она заводится только ради одной цели — довезти водителя в дурдом.
Я смеюсь над собственными мыслями, и Сэм смотрит на меня, как на идиота.
— А ты? Влюблялся когда-нибудь? — она задаёт встречный вопрос, чтобы я перестал вести себя, как дурак, смеясь вслух над непонятно чем.
Я пропускаю её вопрос мимо ушей.
— Мне кажется, ты потерял кого-то близкого.
После её слов я натыкаюсь на ещё одну яму и машина глохнет за секунду. Я ударяюсь грудью об руль, а Сэм испуганно держится за ремень безопасности.
— Никогда. Не. Спрашивай. Меня. Об. Этом, — отчеканиваю я, не глядя в её сторону. Пытаюсь завести машину. Не заводится. Похоже, мы здесь застряли.
— Не забывай, я потеряла брата. Ты можешь поделиться со мной, — она, кажется, не слышит моего тона и не замечает моего нежелания об этом говорить.
— Плевать мне на твоего брата. Просто заткнись.
И то, что происходит после моих слов… я просто не ожидал. У меня и в мыслях нет подобного дерьма — Сэм отстёгивает ремень и выскакивает на улицу, бросив дверь нараспашку. Я пару секунд сижу на месте, не понимая, что произошло, но затем что-то чуть ниже шеи сдавливает дыхание, и я вываливаюсь наружу. Бегу за ней. Слышу, как она плачет. Её судорожное дыхание вызывает во мне холодную дрожь. Я чувствую вину, а она наверняка хочет, чтобы я умер.
Да. Зря я наговорил ей всё это.
Страх за Сэм сковывает мои внутренности, я едва могу дышать. Если я не побегу за ней, если не догоню и не уговорю вернуться в машину, с ней наверняка что-нибудь случится. Чувство вины по шкале от одного до десяти перевалит за десятку, и я просто напросто сойду с ума.
Я догоняю Саманту и наваливаюсь на неё всем телом, загнув руки за спину. Она падает лицом в пыль. Кажется, я сломал ей нос. Очень надеюсь, что хруст кости мне всего лишь послышался.
Она отползает от меня, ударив ногой по рёбрам. Я не чувствую боли. Мой взгляд упирается в её рану на щеке. Я понимаю — она поранилась, когда упала вниз лицом. Нос в порядке.
Поранилась из-за меня.
Наверняка напоролась на какой-нибудь камень. Мне плевать, что она скажет сейчас. Не растягивая паузу, нависшую над нами, надолго, я хватаю Сэм за руку и тащу к машине. С горем пополам она усаживается на сиденье, пару раз пытаясь выброситься из машины, но вскоре я нахожу выход — привязать её к сидению дополнительным ремнем безопасности (понятия не имею, откуда он здесь взялся вообще). Эта машина удивляет меня всё больше и больше. Жаль, нельзя закрыть её изнутри, нажав одну лишь кнопку, как в современных машинах.
Я протягиваю ей пластырь и она плюёт в окно. Слава богу, не в меня. Сердится, но пластырь всё-же берёт.
— Никогда так больше не говори, — она смотрит в мою сторону, но я веду машину. Слово «извини» застревает в горле.
— Я не знаю, что ты чувствуешь, — просто отвечаю я. — У нас нет с тобой ничего общего.
— Да как же, нет?! — она не понимает, срывается на крик. Я хочу её успокоить, но уже через секунду вышвыриваю эту идею из головы. Если хочет кричать –пусть. Хорошенько прочистит горло и прекратит.
— Я знаю, где-то в глубине я чувствую, что ты потерял кого-то близкого, прямо как я. Нас мучают кошмары. Нас преследуют ужасные мысли, чувство вины. Неужели, ты настолько глупый, что не понимаешь этого?
Вопрос девушки остаётся без ответа. Привычка вовремя затыкаться — лучшее, что я смог выработать за последние два года. Если молчишь, никто не узнает о твоих секретах, никто не воспользуется этими знаниями против тебя. Никто не узнает о твоих слабостях. Ты будешь неуязвим.
Но затем Сэм говорит кое-что, и это подкашивает моё мировоззрение, искажает мои принципы, меняет моё мнение.
— С каждым днём я схожу с ума всё сильнее и сильнее. Позапрошлой ночью я выспалась. Рядом с тобой мне не снятся кошмары. Ты — мой барьер, ты защищаешь мой сон. Поэтому я доверилась тебе в тот день. Когда я спала в твоём доме, когда ты насильно вытащил меня из такси, я чувствовала себя в безопасности. Кошмары в ту ночь меня не беспокоили. Я не знаю, что именно ты скрываешь, и мне плевать. Главное — рядом с тобой я чувствую себя живым человеком, который не трясется над мыслью об очередном кошмаре. С тобой я не боюсь заснуть и проснуться в холодном поту. Я не могу проснуться, пока он не закончится.