Боже, нужно было остаться с ней в той больнице. В её палате. Не ехать на встречу с отцом.
Джуди умерла, защищая меня своим телом. Я должен был встать на её место, но не успел среагировать. Хотя, может, я просто трус. Умирая, она сказала, что любит меня. Благодарила за деньги, которые я заработал, уехав на целых три месяца. Я чувствовал себя настоящим дерьмом в этот самый момент, и пожалел о том, что бросил её одну на целых девяносто дней. Мы потеряли это время. На самом деле, это много. Иногда даже какие-то сутки кажутся вечностью. Когда охранник моего отца выстрелил в Джуди, случайно или специально — это неважно; я понял, что никогда не обрету покой. Когда её глаза закрылись, в моей душе образовалась огромная рана, которая кровоточит по сегодняшний день. Её ничем не заделать, не зашить, не залепить. И всему есть одна единственная причина — мы с Джуди были знакомы ещё с детства, но отец стёр нам память. Она вместе со мной видела смерть моей мамы. Она знала, что во всем виноват отец. Джуди жила тогда по соседству, мы много времени проводили друг с другом. Я любил её, как сестру. В пять лет мы многое пережили, сидя в том самом углу и наблюдая, как алая вода стекает из ванны и течёт прямо к нашим ногам. Кровь моей матери, она заполонила всё пространство вокруг, намочила мои штаны и окрасила белое платье Джуди в красный. Отец стер нам память, а мать Джуди настоятельно попросил уехать, щедро приплатив денег. Джуд была не просто девушкой, она была родственной душой, и таких, как она, в моей жизни больше никогда не будет.
Я захожу в подъезд, замечаю, что Сэм неловко плетётся за мной. Она плачет. Я не знаю причину её слез, может, она умеет читать мои мысли? Если ей действительно дано влезть в мою голову, она вылезет по уши в слезах, потому что трагичность данной ситуации просто зашкаливает. Да и всю мою жизнь в целом сложно назвать весёлой и счастливой.
Мы поднимаемся на девятый этаж, и я вижу, что проход на крышу закрыт. Единственной мыслью было спуститься на четвёртый и постучать в дверь квартиры, где я жил раньше. Мы шагаем вниз, я сжимаю руку в кулак и неловко глажу им дверь. Затем стучу более настойчивее. Мне никто не открывает. Кажется, никто не снял эту квартиру. Здесь никого нет. Я разворачиваюсь, делаю пять шагов и стучу в дверь напротив, где жила Джуди. Перед стуком моя рука дрожит, мне приходится приложить немало усилий, чтобы постучать нормально.
Дверь открывается.
Чёрт.
На пороге стоит женщина, которая очень похожа на Джуд. Я видел эту женщину раньше. Это её мать. Я смутно вспоминаю тот день, когда видел её в первый и в последний раз. День, когда мать решила навестить свою дочь и дать денег на операцию. Сомневаюсь, что сейчас она вообще знает о смерти своей дочери. Хотя, думаю, она догадывается. Где-то в глубине души каждая мать, какой бы она ни была, чувствует, что с её родной кровью что-то случилось.
И тут до меня доходит, как же паршиво будет Миссис Холмс, когда, а узнает, что её дочь мертва.
Я судорожно вздыхаю, и до наших ушей долетает собачий лай. Через пару секунд из-за угла спальни показывается маленький кокер-спаниель. Моя маленькая Джуди. Ты жива. Хотя бы ты жива. Рыжая шёрстка с белыми пятнышками переливается на свете от лампы. Бархатные уши весело шевелятся в тот момент, когда собака бежит к нам. Она бежит к моим ногам и начинает весело мотылять хвостом, как бешеная. Я падаю на колени и обнимаю маленькую коротколапую Джуди, в тот момент, когда она лижет моё лицо.
Ты меня помнишь. Ты не забыла меня.
Облегчение гладит всю мою душу.
— Моя девочка. Моя родная, милая девочка, — шепчу я ей на ухо и понимаю, что плачу. Как же я рад, что собака цела. Женщина в проходе не знает, что сказать. Сэм отводит её на кухню, а я продолжаю стоять в коридоре на коленях и обнимать собаку. Я чувствую с ней невероятную связь, какая есть только у хозяина и его питомца. Вспоминаю, как спас её в тот самый день. А затем понимаю, что я же её и бросил на этой самой крыше. Если бы не мать Джуди, которая по счастливой случайности решила навестить свою дочь, и возможно, именно она услышала вой на крыше, собака бы могла погибнуть. В лучшем случае — броситься с крыши, в худшем — медленно умереть от голода.
Собака жалобно скулит, словно говорит, как сильно скучала по мне. Её завывание напоминает какие-то слова. Что-то вроде «вот ублюдок, как ты мог так поступить?!», но я пропускаю это жалобное завывание мимо ушей, пытаюсь успокоить собаку и сильнее прижать к себе. Через какое-то мгновенье до меня доносится разговор Сэм и матери Джуди. Моя спутница объясняет, зачем мы явились сюда, и спрашивает, можем ли мы забрать собаку. Затем следует вопрос:
— Моя Джуди, она исчезла. Я думаю, с ней что-то случилось. Квентин! — она зовёт меня. Я сижу на месте, не в силах подняться на ноги. Малышка Джуд продолжает лизать мои ладони. От неё пахнет каким-то шампунем. Интересно, как часто она купает собаку? Я читал, что это вредно.
— Квентин, — повторяет женщина. — Что произошло с Джуди? Вы ведь встречались.
Долгое молчание. Наконец, я решаюсь ответить, заранее нащупав в кармане сигареты. Да. Мы встречались. Я любил её. Она умерла, защищая меня от пули. Стоит ли сказать об этом её матери?
Как вообще можно сказать этой женщине, что её дочь умерла из-за меня?
— Её больше нет, — тихо отвечаю я. Лицо женщины стареет на глазах, а через пару секунд тишину прорезает громкий плач, который режет моё сердце на куски. Я вспоминаю, что именно так же плакал по ночам первый месяц. Я не мог сдерживать всё в себе. Я разбивал руки об стены, рвал волосы на голове. Я медленно сходил с ума. Я потерял частичку себя в момент смерти Джуди. Я никогда не смогу излечиться.
— Как… как это произошло? — она едва совладает собой. — Как? Почему меня не было рядом?
Она чувствует вину. Считает в мыслях, сколько же дней потеряла. Дней, когда она могла быть рядом с дочерью, но на самом деле она находилась на отдыхе с очередным мужиком, наплевав на свою семью. Её вина погубит её нервные клетки, её тело, её душу. Я знаю. Я прошёл через это. Поверьте, худший на свете звук — голос женщины, которая вот-вот расплачется.
Эту ночь мы решаем провести в квартире Джуди. Мы долго разговариваем с её матерью. Она хлещет валерьянку. Я пью чай. Хотя, мне бы успокоительное тоже не помешало. Сэм гладит собаку, сидя в углу. В этот день я убираю границы, перехожу все рамки, открываюсь ещё одному человеку. Теперь мой секрет знают двое. Позже я решаю переночевать в комнате моей Джуди. Собака спит у моих ног, а я утыкаюсь носом в подушку, на которой раньше спала моя девушка. Она ничем не пахнет, но мой мозг вспоминает запах её духов. Её комната никак не изменилась. Джуд любила рисовать, поэтому стены усеяны чёрно-белыми рисунками, нарисованными простым карандашом. Её мать не сняла рисунки. Думаю, даже после того, как Миссис Холмс узнала о смерти дочери, эти рисунки будут вечность висеть на этой стене, напоминая о том, что у этой женщины когда-то была дочь. И всех этих людей на листочках нарисовали её руки. Над кроватью висит рисунок, на котором изображена собака точь-в-точь похожая на теперешнюю пушистую Джуди, которая едва заметно сопит где-то в нижней части кровати. Может, Джуди действительно видела будущее? Тогда почему же не предотвратила свою смерть?