— Мне казалось, ты атеистка, — рассуждаю я.
— У меня что, на лице написано?! — наигранно возмущается она и улыбается. Я едва заметно усмехаюсь и отвечаю:
— Да, жирным таким шрифтом.
На самом деле, мы оба понимаем, что усомниться в существовании Бога нас заставила сама жизнь, кошмары, которые мы пережили, смерть близких, скорбь, несправедливость и подобного рода дерьмо. Бог бы не допустил, чтобы хорошие люди так нелепо и бессмысленно умирали. Это ведь несправедливо. Бог бы не допустил парадокса, когда люди во время войны убивают других людей, но изначально война предполагала разрешение конфликтов и бессмысленных смертей. Вся эта глупость, безрассудность — доказательство, что Бога нет. Раньше я верил в него, правда. Теперь не верю, не после смерти Джуди. Нет.
— Я не спала всю ночь, думала.
Я всегда поражаюсь тому, насколько девушки странные существа. Неужели, нельзя подумать днём? Почему они думают только ночью? У них мозг работает только в ночное время суток? Джуд была такой же. Ближе к ночи у неё включались мозги, она вдохновлялась любой ерундой, начинала рисовать, как бешеная, сочинять какие-то истории, в то время, как я хотел спать. Джуди обижалась на меня за то, что я не такой, как она. Я ничего не мог с собой поделать, ведь мы были разными людьми. Я был обычным парнем, а она — творческой девушкой. Её мышление было совершенно другим. На мой вопрос «что ты приготовишь на завтрак?» она отвечала «что-нибудь красочное и одновременно вкусное», и готовила банальную яичницу с помидорами, усыпая её зелёным луком. Она разукрасила мою жизнь в яркие цвета, этим и прекрасны творческие люди. Они видят красоту в обычных вещах. Я иногда до сих пор жалею, что я обычный, не такой, как Джуди.
— О чём ты думала? — после собственных размышлений мне едва хватило остатков мозга вспомнить, что именно сказала Сэм пару минут назад.
— О будущем.
Красноречивый и весьмя исчерпывающий ответ. Мне хочется спросить нечто саркастическое, но я пока не придумал, что именно.
— Я хочу сбежать куда-нибудь, — говорит, наконец, она.
— Мы как раз этим и занимаемся.
— Нет. Я не об этом. Я хочу забыться, как во время чтения увлекательной книги. Хочу забыть о том, в какое дерьмо вляпалась. Никогда не хочу вспоминать о прошлом, хочу жить настоящим или будущим. Хочу стереть себя, и построить всё заново, с чистого листа. Почему, когда человек рождается, ему не дают возможности исправить свои ошибки? Знаешь, например, человек, который убил другого по нелепой случайности, будет винить себя в этом до конца своих дней. У него никогда больше не будет возможности всё исправить, ведь мёртвые не возвращаются к жизни, ровно так же, как дым не заходит обратно в сигарету, а стрелка на часах не движется в другом направлении.
— Движется, если ты сама её двигаешь. Понимаешь, о чём я?
— Я понимаю лишь то, что ты — любитель спорить.
Я улыбаюсь. Сэм чертовски права — я люблю оспаривать чужое мнение, этим я живу.
— Я уловил суть твоей мысли. Но пойми, жизнь — то ещё дерьмо, и здесь нет второго шанса.
Она молчит. В ближайшие пару часов мы не разговариваем. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, где живёт Сильвия Прайс, но этот отрезок стёрт из памяти, и я знаю имя этого ластика — Норман Прайс, мой отец. Когда я увидел смерть своей матери, догадался о всех его тёмных делах, и о том, что именно отец довёл мать до самоубийства, мой папочка решил стереть нам с Джуди память, именно поэтому мы не узнали друг друга спустя столько лет. В день нашей с Джуд встречи я поверил в судьбу, ведь иначе такое нелепое стечение обстоятельств никак не назовёшь. Каков был шанс того, что моя новая соседка — давно забытая старая подруга?
Я сворачиваю направо, и воспоминание вспышкой врезается в моё сознание. Сэм кричит:
— Кью! Что ты творишь?! Остановись, мы разобьёмся!
Её рука хватает меня, помогая держать руль. Она кое-как дотягивается левой ногой до тормоза, и жмёт по ним со всей силы. Я не могу собой совладать, и в эти секунды думал, что умру. Моё сознание сожрала темнота, а в голове звенел чей-то голос.
«Квентин, тебе всего пять лет, и ты не придумал ничего другого, как привести старушку в какую-то полуразваленную беседку в лесу? Но здесь красиво. Эй, что у тебя в руках? Красивое. Что это? А-а, фенечка. Странное слово, впервые его слышу. Это какой-то слэнг что-ли? Кто её сплёл? Ну конечно, твоя подруга Джуди. Давай, я помогу тебе надеть её на руку».
Чёрт. Я ничего не вижу. Голос в голове затих, но я по-прежнему нахожусь в какой-то темноте. Сэм кричит что-то о нашей смерти, и о том, какой же я придурок. Так продолжается ещё секунд десять, а затем…
Я возвращаюсь в сознание, и происходящее вокруг медленно появляется перед глазами. Сэм испуганно держит руль, впечатавшись лбом мне в плечо. Я слышу её неровное дыхание и понимаю, что чуть не угробил нас обоих. Беседка. Лес. Фенечка, которую сплела Джуди. Я привёл Сильвию в какое-то богом забытое место, наверняка неподалёку от дома.
— Разворачиваемся! — приказываю я скорее самому себе. Оттолкнув Сэм от себя, я надеваю ремень безопасности (удивляюсь, как я не ударился всем телом о руль в момент этого нелепого приступа), и мы мчимся обратно, откуда приехали.
— Куда мы едем? — не понимает Сэм. — мы ведь только что оттуда приехали? Ты решил вернуться домой?
— Нет. Не задавай вопросов. Тебе ведь нужно бежать, так какая разница, куда? Просто будешь моей спутницей с полнейшим отсутствием слуха и продолжавшей раздражать своим пением мои истерзанные уши.
— Ах, вот как мы заговорили, — она угрожающе машет пальцем около моего лица, и я слышу, как открывается бардачок, а на её колени вываливаются кассеты. — Сегодня в нашей программе что-то… не могу прочитать, — она запинается и неловко кашляет.
— Что? Читать разучилась?
— Ещё слово, и я тебе врежу, — предупреждающе говорит она и всовывает кассету, нажав на плэй.
Наша перепалка напоминает ссору маленького ребёнка и его старшего брата, который в разы больше и умнее его. Я смеюсь, представив маленькую, испуганную Сэм в памперсе. Но эту сцену в моих мыслях прерывает музыка, которая ласково погладила мои уши. Я не могу не спросить:
— Кто поёт?
— Смитс. Известная группа, Кью, ты что?! — ужасается она скорее наигранно, нежели на самом деле.
Мы с ней обе делаем вид, будто ничего не произошло. Словно мой приступ не пытался убить нас обоих.
Смитс. Смитс. Я пробую это слово на вкус, произнося его про себя снова и снова. Где-то я уже слышал название этой группы, наверняка. Не могу вспомнить, где именно. Нат не слушает музыку, Ари ещё не доросла до подобных вещей, а Рэджи слушает не музыку, а нелепые диалоги в начале порно. Хотя, он, скорее всего, их проматывает. Нет, у друзей я этого названия точно не мог услышать. Может, Джуди включала эту песню в наушниках? Да, может быть.
Разве это может быть совпадением? Джуди, кажется, действительно включала её.
Я смотрю на Сэм лишь пару секунд, и то, боковым зрением. Затем целых полтора часа мы едем молча, слушая различные песни. Ни одна ещё не повторилась. Сэм постоянно меняет кассеты на другие, перематывает какие-то песни, а некоторые оставляет.
— Ты настолько хорошо разбираешься в старых песнях? — наконец решаю задать вопрос я.
— Нет, не я. Мой брат постоянно слушал подобные песни. Я уже выучила наизусть столько песен, что некоторые из них могу спеть даже сейчас.
— Спой, — вырывается у меня.
Я уже слышал, как она поёт. На самом деле, не так ужасно. Она удивлённо смотрит — я чувствую её взгляд на правой части своего лица. Даже боковым зрением не сложно заметить, насколько быстро её выражение меняется с удивлённого на злорадствующий.
— Ты говорил, у меня нет слуха.
— Я много чего говорю девушкам, и они слепо в это верят, — говорю я.
— Боже, какой ты заносчивый придурок, Кью. Думаешь, я поверила в то, что ты сказал? Мой слух просто превосходен! Да! — она отчеканивает каждое слово, наверное, предполагая, что если делать паузы, я лучше пойму, что она сказала. — А петь тебе я не буду, понял? Нужно было наслаждаться этим, когда была такая возможность.