— Сэм, почему именно мы? Почему?
Да, кажется, вот он — самый главный вопрос века.
Она пожимает плечами в ответ. Этот жест стал привычным в нашей повседневной жизни. Этим жестом мы отмахиваемся от всех вопросов, которые сами же друг другу и задаём. Такое ощущение, будто мы настолько привыкли пожимать плечами, что, просыпаясь, дергаем предплечьями, локтями, изгибами рук, что спустя какое-то время это стало нормальным. Мы превращаемся в потерянных людей, которые мечтают найти ответы, но вечно пожимающие плечи не дают нам должного. На моей могиле напишут «умер от незнания». Да, наверняка.
— Почему твоя мать считает тебя виновной за смерть брата? — спрашиваю я и шумно выдыхаю. Сейчас Сэм врежет мне по лицу кулаком за такие вопросы, я знаю. Я бы так и сделал на её месте.
— Я бы сказала тебе правду, если бы не боялась её, — она уклоняется от ответа. — К тому же, я уже говорила.
— Что ты имеешь в виду? — не понимаю я.
— Кью, я боюсь признаться самой себе в том, что виновна в его смерти. Я знала о том, что мой брат собирается сделать ночью. И я ничего не смогла предотвратить. Я даже не попыталась. Она знает. Моя мать в курсе того, что я… Боже, Кью, почему ты спросил?
И снова она вспоминает Бога.
— Извини, — я редко извиняюсь перед людьми, но сейчас ей это нужно. — Я не могу понять очевидных вещей — почему мать тебя преследует?
— Хочет, чтобы я расплатилась за смерть брата. Она знает, что я виновна в его смерти.
— Сэм, ты просто ничего не сделала, разве это плохо?! — взрываюсь я, и она приставляет указательный палец к моим губам. Он в сладком вине. Я слышу пьянящий и одурманивающий запах. Мне хочется облизать его, но я одёргиваю себя от этой глупой затеи. Ведь иначе Сэм уж точно пересчитает мне все зубы.
— Как же ты не понимаешь. За бездействие люди тоже должны нести наказание.
И я вспоминаю ту самую ночь, когда Джуди умерла на моих руках. Я тоже бездействовал. И я несу наказание по сегодняшний день. Дело даже не в кошмарах. Я не могу нормально спать — это ещё полбеды. Чувство вины сжирает меня изнутри, обгладывает мои кости, заставляет чувствовать себя дерьмом. Сэм права. Мы несём наказание даже за то, чего не совершали.
— Как полиция смогла вычислить тебя? Я правильно понимаю — они считают, что ты виновен в смерти отца? — спрашивает моя собутыльница.
— Да. Думаю, да. Я исчез из города сразу после его смерти. Разве не подозрительно?
— Ты прав. Но как они оказались около особняка одновременно с нами?
И вдруг до меня доходит. Тот репортаж с моей бабушкой — она дала его корреспондентам ещё год назад. Спустя какое-то время она умерла. Я, кстати, до сих пор понятия не имею, от чего. Когда мы общались с ней в той беседке, бабушка сказала, что умерла в момент, когда у моей матери остановилось сердце. Может, она настолько сильно любила дочь, что почувствовала её смерть собственным сердцем? Сколько лет этому репортажу?
— Сэм, они показали репортаж с моей бабушкой, которая призывала меня приехать к нашему с ней памятному месту — на беседку. Может, копы пронюхали, что беседка около нашего сгоревшего особняка — именно то самое место, в котором им следует меня искать?
Но, как они могли это узнать? Бред.
— Удивляюсь, как они не нашли шкатулку, — высказывает разумную мысль Сэм. Я тоже удивлён. Она права. Обычно копы переворачивают всё с ног на голову, чтобы не упустить каждую волосинку из виду, каждый отпечаток. Но шкатулку под трухлявой доской они не смогли найти. Намеренно или просто напросто не доглядели?
Саманта вдруг улыбается, и я непонимающе смотрю ей прямо в лицо.
— Что за дурацкая улыбка?
— Рада, что встретила тебя, Кью.
========== Глава 12 ==========
К утру мы просыпаемся и встречаемся на кухне. Саманта готовит завтрак. Я помогаю ей с яичницей, чтобы та не подгорела. Снова. Невольно вспоминаю, как умело готовила Джуди. Она называла это блюдо «творческие яйца» приправив его петрушкой или зелёным луком. Я ржал, как ненормальный, когда она говорила вслух переделанное название обычной яичницы-болтуньи. Но Сэм — не Джуд. У этой яйца всегда подгорают. И они далеко не творческие. Не сказать, что я привык. Нет. Но эти две девушки абсолютно разные.
Абсолютно.
Ариэль сидит на полу в обнимку с Джуди, я наблюдаю за их поединком с улыбкой на лице. Но затем собака слегка кусает малышку за руку, та вскрикивает, и я подбегаю к ним, упав на колени.
— Болит?
— Нет, — отшучивается Ари, махнув рукой. — Мы играем.
— Не похоже на игру, — возражаю я.
— Она не специально, — защищает собаку Ариэль уже более настойчивей. Я внимательно осматриваю руку девочки. Не укус, а обычная царапина, которую собака сделала клыком. Джуди ложится на пол, закрыв морду лапами, как бы, извиняясь. Я глажу её по голове и говорю:
— Смотри, не позволяй ей кусать тебя, — предупреждаю ребёнка я. Она кивает и одобряющие треплет пса за правое ухо. Та едва заметно виляет хвостом в знак внимания.
Шкатулка красуется в руках Натаниэля, который внимательно вертит её в разные стороны, изучает какие-то символы и надписи, изображённые на боковых стенках и на крышке. Я сажусь рядом с ним за стол, наблюдаю перед лицом слегка подгоревшую яичницу, и перевожу взгляд на Сэм, которая старается не смотреть мне в глаза. Это я виноват. Не углядел. Отвлёкся на ребёнка с собакой. Ничего. Может, завтра спрошу, какого числа у Саманты день рождения, чтобы подарить ей кулинарную книгу.
— Нашёл что-нибудь интересное? — спрашиваю я у друга, стараясь не смотреть на провинившуюся девушку, севшую по другую сторону стола. Ари за секунду преодолевает расстояние от угла кухни до стула и садится рядом с Сэм. Джуди ковыляет за новой хозяйкой, усаживается у стола, в ногах, и начинает тихо скулить, выпрашивая еду.
— Нет. Какие-то японские иероглифы, что ли. — Нат судорожно вздыхает. — Бесполезно. Я хоть и Умник, но не настолько, чтобы шарить в китайском. Думаю, они выгравированы здесь для красоты, а не из-за какого-то скрытого смысла насчёт содержимого шкатулки.
— Поверю тебе на слово, — смеюсь я.
— Где нам достать код? — спрашивает Сэм, по-прежнему пряча глаза. Вот ведь дурочка. Я едва заметно улыбаюсь, стараясь, во что бы то ни стало спрятать эту тупую улыбку. Но мне не хватает лишь доли секунды. Нат успевает проследить за моим взглядом, а затем сопоставить два плюс два и одобряюще кивнуть, с коварной улыбкой на лице. Я шлю его к чёрту. Мысленно.
— Думаю, нужно найти твою мать, — говорю я с выражением «мне жаль». Она кивает. Дело безвыходное. У матери Сэм, скорее всего, сейчас огромная куча денег, доставшаяся от моего папаши. Почему именно любовница? Неужели, он так её любил?
— Как думаешь, — Нат поворачивает голову к Саманте, — где нам найти твою мать?
— Она сама нас найдёт, — не дожевав яичницу, бурчит Сэм, закатывая глаза.
— Нет, я думаю, стоит съездить к вам домой, — возражаю я, хотя и знаю, что это глупо, особенно для меня. Что мне сказать? Здравствуйте, я сын мужика, которого вы трахали пару лет назад, и сейчас вы владеете моими деньгами, которые он вам завещал. Кстати, это Сэм, поздоровайтесь со своей дочерью. Саманта, помаши ручкой маме. Так, что ли? Во-первых, деньги по праву — её. Во-вторых, достаточно того, что и во-первых. Я замечаю взгляд Сэм — слегка испуганный — она не хочет видеть мать, и это вполне логично. Почему же я со своими проблемами, умершими родственниками, наследством всё порчу? Мать Саманты загребёт нас в одну камеру на двоих, когда увидит.
— Ты не обязана, — начинаю я, но она перебивает меня.
— Рано или поздно мы с ней встретимся. Я буду рада, если помогу тебе разобраться со шкатулкой и прочим. Но почему ты думаешь, что код от шкатулки у неё? Может, он в твоей голове? Тебе остаётся лишь вспомнить.
— Я бы уже давно вспомнил, — возражаю я, но Сэм снова меня перебивает.
— Бабушку свою ты тоже помнил? Всегда? Нет. Она возникла в твоём сознании после репортажа по телевизору. Может, тебя стоит подтолкнуть на это? Снова?
Может, она и права. Нат смотрит на нас, как на придурков, мол, какая бабушка? Какой репортаж? Я правда не помню, чтобы рассказывал другу о том, что уехал ради того, чтобы повидаться с бабулей, затем оказалось, что она мертва, а я сидел в беседке, неподалёку от сгоревшего дома, и болтал сам с собой. А может, у меня просто едет крыша. Удивляюсь, почему я до сих пор не в дурдоме. Я поворачиваюсь к Сэм и умоляюще смотрю ей в глаза. Она понимает. Она всё расскажет Нату и без моей помощи. Я ведь рассказал ему о прошлом Саманты. Да-да, я зря это сделал, определённо. Каюсь. Встаю из-за стола, выхватываю из рук друга шкатулку и иду в гостиную. Включаю телевизор. Попадаю на канал новостей, и натыкаюсь глазами на лицо знакомого парнишки. Где я его видел? Скорее всего, в колледже. Сегодня суббота, и я забыл, когда последний раз был на учебе. Нату простительно, у него умерла мать. Он может пропустить день, неделю, целый месяц, но когда, наконец, решится пойти на учёбу, все в этом сером здании будут жалеть его. Никто не скажет плохого слова. Меня же польют дерьмом, даже если я буду идти за ручку с Натаниэлем. У меня ведь никто не умер. Вернее, все умерли очень давно. В колледже всем плевать на меня. Никто из однокурсников не спрашивал, почему я так замкнут в себе и ни с кем не общаюсь. Меня это вполне устраивает. А вот проблемы с директором мне не нужны. Я на третьем курсе, хотелось бы все-таки закончить. Натаниэль всего лишь на первом, но если мы вдруг уедем, для него — не проблема просто взять и перевестись. Но если взять, к примеру, меня, то бросив учебу сейчас, я никогда не смогу закончить колледж. К тому же, я потратил на год учёбы почти все свои сбережения.