По телевизору показывают какой-то репортаж. Я делаю громче, и слышу, как голоса Ната и Сэм настороженно затихают. Тоже слушают. Я перевожу взгляд на Сэм и понимаю, что она бледнеет на глазах.
«В связи с неожиданной смертью Ричарда Хортона, который состоял в группе тяжело избитых парней около сгоревшего особняка Нормана Прайса, были предприняты меры по защите остальных подростков. Напоминаем, спустя некоторое время один из этих парней совершил самоубийство в больнице. Его звали Эндрю Спаркс. Ричарда Хортона выписали из больницы вчера вечером. Ночью его убили около собственного дома, когда тот шёл к контейнеру с мусором. Очевидец — сосед, живущий напротив, видел в окно, как на парня напала девушка. Лица он её, к сожалению, не видел. Остальные пострадавшие на данный момент находятся в больнице. Если вы что-то знаете о произошедшем — просьба обратиться в здание местной полиции Ричмонд-Хилл. Будьте бдительны и осторожны».
Ещё один. Осталось трое, значит. Мне, конечно же, жаль парней, но за что их так зверски избили? Может, они действительно были виновны в чем-то? Справедливость ведь в любом случае восторжествует. А в новостях не зря говорится о том, что к оставшимся троим парням подставили охрану. Люди боятся, только вот кто за всем этим стоит?
Саманта медленно подплывает ко мне и садится рядом. Шепчет на ухо:
— Я думаю, моя мать к этому причастна.
— ЧТО?! — ору я, и она умоляюще смотрит мне в глаза. Ты что, смеёшься надо мной? Почему почти во всех бедах мира замешана твоя мать?
Наши лица в паре сантиметров друг от друга. Я успокаиваюсь за считанные секунды и отвожу взгляд. От неё пахнет чем-то знакомым. Приятным. Сэм продолжает:
— Я знала Эндрю и Ричарда. Они были ну просто кончеными уродами, — первый слог предпоследнего слова она тянет, скрутив свои губы трубочкой, преподав комичность всем этим словам. Но я внимательно слушаю, вдумываясь в каждое слово, стараясь понять, зачем матери Сэм делать подобные вещи.
— Они оба сидели сзади меня в колледже.
— Что? Они учатся здесь? — не понимаю я.
— Да нет же. Там, в родном городе, откуда я сбежала. Они все оттуда. Особняк твоего отца находится неподалёку от моего города. Они, между прочим — соседи.
— Кто соседи? — я снова врубаю дурака.
— Наши с тобой прошлые города — соседи. Там, где мы родились. Ты всегда был в трёх часах езды на машине от меня, — она улыбается. — Особняк твоего отца — граница между ними.
Я начинаю понимать. Мы с Сэм из разных городов. Отец выбрал в любовницы женщину, которая живёт как можно дальше от нашей семьи. Что же, вполне логично.
— Я видела твоего отца, Кью, — мрачно говорит Саманта. — Он переступал порог нашего дома лишь однажды. Он был очень на тебя похож, теперь я понимаю, почему при нашей с тобой первой встрече я вдруг задумалась о том, что где-то раньше тебя видела.
— Я ни капельки на него не похож! — взрываюсь я и подскакиваю с дивана. Выключаю телевизор. Швыряю пульт в сторону. Нат и Ари смотрят на меня с недоумением из кухни. Я киваю, мол, все нормально. Не рыпайтесь. Не трогайте меня.
Знаете, сейчас самое время сказать что-то вроде: «я — зло, я — ярость».
Мне надо подышать свежим воздухом. Я хватаю своё пальто и выскальзываю на улицу, бросив Сэм одну на диване. Я буквально чувствую, как она сверлит мою спину взглядом, пока дверь не прекращает этот зрительный контакт. Контраст из тёплой комнаты с камином в холодную морозную осень оказался не таким уж и простым на первый взгляд. Я закутываюсь в шарф и надеваю кожаные перчатки. В них держать сигарету очень неудобно, такое ощущение, будто она вот-вот сломается. Я совсем её не чувствую в своих пальцах, но кое-как закуриваю. Ледяной ветер хлестает по моим порозовевшим щёкам. Мой нос за секунду окрашивается в красный. Но лучше уж стоять здесь, чем находиться в гостиной рядом с Сэм, которая пытается вернуть меня в прошлое, заставляет вспомнить своего отца, его внешность, которую я так старательно пытаюсь забыть по сей день. Он был чудовищем, моральным уродом, конченой мразью. Зачем вспоминать такого человека? Если бы у меня была возможность вновь стереть память, я бы незамедлительно это сделал. Отдал бы всё, что у меня есть, за возможность не помнить этот кошмар, который преследует меня с детства. Иногда я думаю о том, что уж лучше бы я ничего не помнил. Совсем. Мать, которая умерла на моих глазах, когда мне было 5. Я до сих пор помню алые струйки воды, стекающие на белый кафель на полу. Она окрашивает платье Джуди в красный.
Джуд.
Она всегда была рядом, когда в моей жизни всё было так хреново. Но даже эту девушку я был бы не прочь забыть. Я чёртов эгоист и трус, который пытается сделать свою жизнь лучше. Избавить себя от кошмаров, мучающих меня второй год. Другой бы на моём месте принимал их как должное — расплату за то, что не спас Джуд в том доме, позволил ей закрыть моё тело от пули её собственным.
Но первый в списке забвения и потери памяти — мой отец. Изначально я был бы не против и вовсе не встречаться с ним. Никогда. Не в этой жизни. И не в следующих тоже. Но так уж случилось, он породил меня на свет — ещё одна причина, по которой я себя ненавижу. В глубине души я знаю, что от отца в мой характер влилось много желчи. Может, я веду себя, как трус, потому что он был таким же? Это не оправдание. Я знаю.
Я слышу, как дверь открывается, и кто-то шагает ко мне сзади. Тонкие пальцы обхватывают мой шарф и разворачивают к себе. Я швыряю окурок в сторону, но из-за кожаных перчаток он летит мне под ноги, сломавшись пополам. Я начинаю нервно топать ногой, пытаясь успокоиться, не думать о том, что пальцы Сэм обхватывают моё лицо. Сильный ветер мешает мне слушать её, вдумываться в то, что она говорит сейчас.
— …заставить тебя вспомнить всё это. Извини.
Кажется, она чувствует вину за то, что пыталась надавить на меня пару минут назад. Её пальцы такие тёплые. Когда она убирает их с моего лица, я мёрзну ещё больше. Кожа, где секунду назад касались подушечки её пальцев, остывает очень быстро. Уж лучше бы ты меня не трогала.
Зря. Очень зря.
Мы стоим посреди улицы. Молчим. Она смотрит мне в глаза с сочувствием и чем-то ещё. Я не могу разобрать. Я впервые вижу этот-вот-её-взгляд. Непонятный мне, как и конспект по физике моего друга. Слишком сложный. Вот уже около двух недель мы с ней не расстаёмся. Я помню тот самый день, когда твёрдо решил не привязываться в людям, потому что в случае расставания мне будет так же больно, как и в тот самый момент, когда Джуди умерла на моих руках, и тогда же, когда я потерял мать.