«Как думаешь, Сэм понравится моё ореховое печенье?»
«Кью, не знаешь, что можно нарисовать Сэм?»
«Может, стоит украсить дом к её приходу?»
Да, и красную дорожку постелить перед входом.
Но я не могу винить своих друзей. Сэм понравилась Нату. Ари обожает эту девушку. Даже собака… моя собака бежит к ней, весело виляя хвостом в разные стороны. Иногда мне кажется, если Джуди махнёт хвостом сильнее, чем требуется, она взлетит на воздух. Может, поэтому именно собаки первыми побывали в космосе?
Я шагаю в сторону дома, попутно набирая номер Саманты по памяти. Боже. Помню её номер наизусть. Зачем в моей голове хранится столько ненужной информации?
Где-то неподалёку играет мелодия… такая знакомая. AC/DC, кажется. Я слышал её раньше. На звонке телефона Сэм.
Поворачиваю голову в правую сторону и вижу в переулке худой силуэт, обтянутый зелёной курткой. Это она. Никуда не ушла. Стоит, облокотившись о холодную каменную стену, и ждёт. Без шапки. На улице ведь не лето. Я медленно направляюсь к ней, тщательно обдумывая те самые слова, которые сейчас придётся засовывать ей в уши.
— Я хотел извин…
— Давай забудем об этом, Кью, — Саманта резко машет рукой в адрес моего лица, даже не глядя на меня. — Я кое-что приготовила. Для Ната.
Девушка отходит в сторону, и моему взору представляется черный Мустанг — машина Натаниэля. Перекрашенная. Отреставрированная. Улучшенная версия той самой развалюхи, на которой мы с Сэм провели длительное время в поездках.
— Откуда у тебя ключи от машины? Откуда у тебя деньги на всё это? — первое, что приходит в голову.
Она игнорирует мой вопрос. Машет рукой, приманивая поближе к Мустангу.
Я не извинился за своё поведение в баре, и это единственное, что меня сейчас волнует. Я же пытался проблеять что-то, но эта засранка меня перебила. Иногда я чувствую себя дерьмом из-за того, как необдуманно с моего языка летят те или иные слова. Они ранят людей. Да. Мне следует извиниться. Определённо. Так будет лучше.
— Слушай, Сэм. Да остановись ты! — я резко прикрикиваю на уже спешащую к машине брюнетку, заставив её замереть на месте. Её спина, словно неприступная крепость — стоит посреди переулка — ещё десять метров, и мы дойдём до машины.
— Если ты хочешь сказать, что я зря затеяла всё это, то… — начинает девушка, по-прежнему стоя спиной, но я быстрым шагом преодолеваю расстояние между нами, хватаю её за левое запястье и дёргаю всё её тело на себя. Наши глаза встречаются в таком странном соотношении — сверху-вниз. Она чувствует неловкость. Я чувствую себя идиотом.
Ещё чего, зря! Нет, Сэм, не зря. Ты молодец, Сэм. Я горжусь тобой, Сэм. Ты сделала Нату сюрприз, он будет очень рад тому, что на его машине теперь можно ездить, не боясь, что колёса растеряются где-то по дороге. Ты умница, Сэм. А вот я полный кретин. Болван. Недоумок.
— Извини, — вырывается у меня, прежде чем я успеваю обдумать то, что скажу. Уже сказал. — Прости, слышишь? За всё прости. За тот вечер возле дома Ната. За то, что я просто так дал тебе уйти. За то, что не проводил тебя, или наоборот — не попросил остаться с нами. Со мной. Сэм, мы с тобой едва знаем друг друга, и я… — запинаюсь. Она выжидающе смотрит в глаза. Не прячет взгляд. Не опускает голову. Так нагло всматривается, считая мои ресницы. Когда-нибудь эта девушка меня погубит, я точно знаю.
— Продолжай, — она соблазнительно улыбается, облизнув губы. Я слежу за этим движением языка. Закрываю глаза. Мотаю головой.
Джуди висит в моей голове в образе картины с чёрной рамкой. Я так сильно любил эту девушку, что теперь сомневаюсь, смогу ли я полюбить снова. Нужно ли мне это? А ей?
Бывшая девушка исчезает из моих мыслей, словно рассеившийся туман. Сейчас мы одни. Я и Сэм. Стоим в этом чёртовом переулке. Холодный ветер треплет её волосы. Она по-прежнему смотрит, а я молчу, не зная, как продолжить то, что начал.
— Кью, давай просто забудем тот вечер, когда ты… не смог ответить взаимностью. Я тебя понимаю. Мы с тобой едва знакомы. И то, что было недавно в баре, я советую тоже забыть. Так будет правильно.
Нет. Нифига не правильно. Как я могу забыть то, что ты сказала?
«Ты мой друг, Сэм»
А ведь обычно именно девчонки говорят подобную фразу парням.
Браво, Квентин.
Сэм имеет полное право злиться. Хотя с другой стороны… я ничего ей не обещал.
— Ладно. Забей, — говорю я и отступаю на пару шагов назад. Сэм, кажется, начинает дышать. До этого я не слышал её дыхания. Может, просто не вслушивался, потому что шум собственных мыслей мешал мне думать.
Девушка кивает, закрыв глаза. Протягивает мне ключи. Уже через минуту мы сидим в машине, которая с довольно-таки громковатым рёвом мотора прогревается. Так медленно. Мы решаем немного посидеть в машине, пока не станет достаточно тепло.
— Это не моё дело, — начинаю я и запинаюсь.
— Обычно, когда люди говорят подобное, добром это никогда не кончается, — замечает Сэм с улыбкой на лице. — Спрашивай.
— В тот вечер, когда мы вернулись домой с поездки, ты… рылась в своём портфеле. Хотела мне что-то показать?
Сэм резко меняется в лице. Бледнеет. Прячет глаза. Снова прячет эти грёбаные глаза. Я, наверное, зря спросил.
— Извини, Кью, я не хотела, — начинает тараторить она, что полностью сбивает меня с толку. Её руки находят портфель на заднем сидении машины, тонкие пальцы нащупывают замок, с шумом расстёгивают молнию, и после тщательного поиска достают оранжевый пузырёк с именем Джуди Холмс. Болеутоляющее, которое прописали Джуди после операции. Её рёбра могли какое-то время болеть, врач прописал полный курс по одной таблетке в день — 2 недели, при необходимости, если что-то действительно начнёт болеть, спина, руки, ноги. После операции, которую перенесла моя девушка, может болеть абсолютно всё. Ведь наркоз — дело нехитрое. После него люди отходят сутками, не в состоянии пошевелиться. Джуди хватило лишь пары часов. И вот она уже на ногах — прочла мою записку, поняла, что я направился в особняк отца, и пулей вылетела в окно. Иногда, если задуматься о её поступке, начинаешь восхищаться этой девушкой. Ради меня она позабыла о боли в спине и прочих частях тела.
И вот пузырёк с её именем находится в дрожащей руке Сэм. Я начинаю нервничать.
— Где ты его взяла?
Я вспоминаю, где последний раз видел этот пузырёк. В своей комнате? Нет. В ванной? Скорее всего.
— В тот самый день, когда мы познакомились, и когда я ночевала в твоём доме… мы попали под дождь, помнишь? Ты дал мне полотенце и свой свитер, и я решила принять душ. Мне нужна была пилка для ногтей, поэтому я…
— …решила, что у меня может быть чёртова пилочка для ногтей? — недоумеваю я. Сэм вздыхает и смотрит в окно.
— Я нашла эти таблетки, пузырёк был даже не вскрытый. Я ещё подумала, зачем тебе чужие таблетки, к тому же, болеутоляющие. Я подумала, что ты… боже, Кью, я думала, ты принимаешь таблетки, потому что ты зависим.
— Подумала, что я наркоман? — я швыряю руки на руль и завожу машину. — Довольно. Положи таблетки в бардачок, я позже их заберу.
— Я не хотела их брать, Кью, — ноет Сэм. — Но руки сами потянулись к ним. Прости.
— И это ещё я, по-твоему, наркоман? — смеюсь я. Нет. Даже не смеюсь. Насмехаюсь. Сэм больно бьёт меня в плечо, я едва справляюсь с управлением.
— Ты больная?!
— А ты?
Я не вижу её лица, но слышу плач. Тихое всхлипывание. Останавливаю машину. Почему ты плачешь? Я расстроил тебя тем, что ты украла таблетки моей девушки?
— Я-то здоровый.
— Не похоже. Ведь эти таблетки — не твои. Но они стоят в твоём шкафчике в ванной, — Сэм кривит губы. — Я многое перенесла за свою жизнь. Я видела смерть своего брата. Моя мать (не знаю, случайно, или намеренно) поранила меня в живот, лишив меня будущего с моим ребёнком. Она не знала. Но то, что она сделала… Может, я бы и вправду родила. Если бы не эта женщина, у меня, может быть, был бы ребёнок — родной человек, который бы действительно меня любил.