— Праздники — отстой, — говорит Саманта. — Я потеряла брата в тот день, и, чёрт, Кью, я не знаю, что буду делать, если… потеряю и тебя тоже.
— Не потеряешь, — говорю ей в затылок и обнимаю крепче. Куда уж крепче, ведь я чувствую, как сжимается женское тело в моих руках. Ещё немного, и Сэм попросту треснет, как этот чёртов флакончик, который я наблюдаю валяющимся на полу. Пусть там и остаётся. Навсегда.
— Я могу спросить, зачем ты притащила сюда этот оранжевый пластик с именем моей умершей девушки?
— Хотела отдать тебе, думала, это имеет значение, — отвечает Сэм, и я жалею, что потратил время на эти глупые поиски. Мне это не нужно. Джуди мертва, и любое напоминание о ней делает мне больно, а значит, незачем хранить её вещи. Да, глупо не вспоминать о мёртвой девушке из-за различных мелочей, разбросанных по квартире, и когда-то принадлежавшей ей. Ведь Джуд была моей. Хоть и недолго, но она делала мою жизнь лучше. И делать всё, чтобы вспоминать её как можно реже… от одной лишь мысли об этом становится паршиво. Но мне так проще.
— Пицца уже остыла, — говорю я, — а пиво… ты же не пьешь пиво, я забыл.
— Сегодня я пью пиво, — отвечает Сэм таким детским тоном, словно я чуть не отобрал у неё конфетку. Она такая милая, а я такой болван.
— Как скажешь, моя королева, — я наигранно кланяюсь Сэм, открываю перед ней двери, и добавляю, — сегодня весь мир будет у ваших ног.
— Мне не нужен весь мир, — тихо проговаривает она, шагая мимо меня.
— Тогда, чего ты хочешь? — я иду следом, и понимаю, что лишь одно единственное слово так и повисает в воздухе, оставшись несказанным.
«Тебя».
========== Глава 17 ==========
— Здесь направо, — говорит Сэм, показывая рукой. Я выспался, плотно позавтракал (не горелой яичницей), и у меня превосходнейшее настроение! Такое бывает крайне редко. Мне совсем не хочется орать на Сэм по любому поводу. А это уж действительно странно. Мы сыграли в камень-ножницы-бумага, и вести машину выпало мне.
— Надоело прятаться, — рассуждает Саманта. — Практически год в бегах.
— Ты не думала о том, что твоя мать ищет тебя не для того, чтобы снова в чём-то обвинить? Вдруг она хочет…
— Извиниться?! — и тут Сэм начинает хохотать. — Ты совсем не знаешь мою мать. Я никогда не слышала, чтобы та смеялась или просила прощение. Ни разу.
Как и мой отец. Кто-то скажет: «Подумаешь! Это лишь серьёзные люди, ведущие серьезные дела». Но такие как Саманта, воскликнут: «Просто у этих людей нет сердца!».
Скорее всего, она будет права. Я включаю следующую передачу, и машина едет быстрее. Рассвело всего каких-то пару часов назад. За это время мы успели привести себя в порядок, принять душ, собрать портфели, накупить еды в дорогу, попрощаться с тем мужчиной, который постоянно нам улыбается при встрече (хотя, похоже, он улыбается только Саманте), и выехать. Оранжевый пузырёк так и остался лежать в ванной комнате. По крайней мере, я видел его там ещё вчера.
— Чувствуешь? — Сэм демонстративно шумно вдыхает носом воздух. — Кью, разве ты не рад? Скоро все наши проблемы решатся. А я перестану убегать от своей матери. Мы разделим деньги пополам, ты поможешь своему другу, а я…
Пауза. Вот она — эта неловкая чушь, которая заставляет обоих отвернуть головы в противоположные друг от друга стороны.
— А ты — пойдёшь своей дорогой? — продолжаю я после минуты молчания.
— Кто знает? Может быть.
Что-то внутри меня рвется наружу, царапает моё горло, и мне хочется сказать, что в будущем Саманте вовсе не обязательно уходить. Но другой «я» буквально кричит о том, что без девушки мне будет легче дышать. Я не буду переживать ни о ком, кроме себя. Искренне надеясь на то, что я останусь с Натом, возможно дождусь, пока он окончит колледж, или, можно перевестись, я уже продумываю ходы наперёд. Это эгоистичное эго всегда меня бесило до чёртиков. Но ничего не поделаешь, «мягкий я» и «я — эгоистичная мразь» — две сущности одной и той же личности. Никто из нас не знает, что будет дальше.
— Мы приедем примерно через, — Сэм смотрит на свои карманные часы, а я задумываюсь о том, что впервые вижу их наличие на её худощавой руке под толстовкой, — два часа. Кью, ветер начинает усиливаться, ты не мог бы закрыть ту щель, которую оставил в окне, когда курил?
Мне приходится нехотя выполнять капризы Сэм, хотя, с приоткрытым окном мне было комфортнее, свежее. Да и ко всему прочему, слышать шум ветра гораздо приятнее, чем мысли моей спутницы, сказанные вслух. Особенно те, которые заставляют меня думать о нашем дальнейшем расставании. Лучше бы я их не слышал.
Двадцать минут назад мы проехали то самое место, где я вырос. Там, где ничего не осталось, кроме хороших воспоминаний. Плохие, связанные с отцом и тем, что случилось, я тщетно пытаюсь забыть. И вот мы подъезжаем к той самой развилке на шоссе. Прямо — город, в котором я жил год назад на съемной квартире. Там теперь живет мать Джуди. Когда все закончится (и главное — если всё получится вообще), я навещу эту женщину и помогу ей всем, чем смогу. Не знаю, почему сейчас задумался об этом. Может, потому что так надо. Так будет правильно. К тому же, частичка меня хочет помочь ей.
Направо — город, в котором живёт семья Саманты, вернее, то, что от неё осталось. Девушка яростно машет рукой в правую сторону, а я киваю головой, мол, с первого раза понял, куда мне следует свернуть. Через каких-то сто двадцать минут нам предстоит кропотливая и очень рискованная работа. Нам необходимо продумать план до мельчайших деталей, а лучше несколько исходов событий, чтобы не было проблем.
— Я думаю, наш дом под охраной, — рассуждает Сэм, открывая пакет кукурузных палочек. Она опять вздумала намусорить в машине, как здорово!
— Твоя мать, что, наёмный убийца? — смеюсь я. — Это лишнее. Думаю, дом пустует, как твоя голова.
— А вот и нет! — возмущается моя спутница. — И твои шутки выше шеи меня обижают.
— Прости, — я смеюсь, — Сэм, мы ведь не продумали план.
— Нет никакого плана, — отвечает она, — просто заходим и забираем наши деньги.
Кивком я даю ей понять, что, вроде как согласен с её словами. Но вдруг что-то пойдёт не так?
— Сэм, — начинаю я, но она машет рукой.
— Нет. Все просто. Заходим, берём деньги, выходим. Я знаю, как можно попасть внутрь. Мать не догадывается об этом проходе. Вернее, может, и догадывается, но, думаю, она понятия не имеет, что мне хватит смелости зайти туда. В детстве я боялась подвалов. Особенно нашего. Он такой…
Меня прорывает на смех. Вроде, детский страх подвалов, темноты, монстров и прочей ерунды — это вполне нормально, но слышать такое от Саманты… Я не знаю, как вам объяснить сейчас мой смех, но то, как эмоционально она рассказывает о подвале, с каким ужасом на глазах, это просто надо видеть.
— Пошёл ты! — шипит она. — Подвал действительно страшный. Однажды я спустилась туда. Мы с братом играли в «Прятки». В темноте я запуталась в вещах, которые висели на верёвке. Я очень сильно испугалась, Кью, это тебе не шуточки.
Мне приходится вновь подавить смешок. Она сейчас вполне серьезна. Поэтому я сгребаю всю свою волю в охапку и молчу. Киваю так, будто все понимаю, и внимательно её слушаю. Сэм рассказывает о подвале, о своём детстве, о брате, и мы не замечаем, как летит время. Рука девушки то и дело показывает, куда мне следует повернуть на этот раз. Но она делает это так непринуждённо, что мы даже не замечаем. Я просто еду, а она веселит меня своими историями. На самом деле, я завидую Сэм, у неё всё-таки было хорошее детство, ну, по крайней мере, до десяти лет уж точно. С десяти лет её мать начала засовывать в её портфель травку, чтобы та подсаживала на наркотики своих одноклассников. Я удивлён, что эта авантюра не всплыла наружу ещё в глубоком детстве Саманты.
— Значит, ты хороший дилер? Ни разу не попалась? — спрашиваю я с намёком.