— Тебе лучше уйти, — настойчиво говорит мужчина в мой адрес. На этот раз Сэм хватается за мою руку.
— Он останется.
Оба мужчины демонстративно закатывают глаза.
— Сэм, ты уже не маленькая. Нам предстоит серьезный разговор.
— Дядя, — тихо говорит Саманта, — он мой… друг. Пожалуйста.
Спасибо ей огромное за то, что она не упомянула что-то вроде: «моя мать была любовницей его отца».
Мне разрешено остаться рядом с Самантой. С радостью послушаю, что ей скажет её аристократичная маман. От одного вида этой женщины меня бросает в дрожь. Я ни на что хорошее уже не надеюсь, ведь так проще — надеяться на худшее. И если повезёт, то хороший исход событий меня приятно удивит. Да, я знаю, что живу по принципу холерика-пессимиста.
Мы присаживаемся за круглый стол, и мне всё это дико напоминает какие-то переговоры, как в фильмах. По-моему, так и есть. Сэм бросает мою руку, но садится рядом, как можно ближе ко мне. Я подмигиваю ей, мол, ты, Сэм, верь в лучшее, а я пока побуду пессимистом за двоих. Она ведь должна думать о хорошем. Надеяться. Даже выражение этой девушки говорит о том, что она ещё не отчаялась и верит в магическое перевоплощение своей матери в нормальную любящую женщину. А я, вот, не верю, потому что мой отец так и не смог измениться. Возможно, в день, когда я узнал, что моя Джуд тяжело больна, и ей требуется операция, я пошёл умолять отца одолжить денег (половину операции оплачивал я, половину — мать Джуди), и если бы мой папа повёл себя как настоящий любящий отец, я бы простил ему все предыдущие ошибки и нелепое воспитание, которому он меня подвергал. Но, увы, вместо того, чтобы потрепать меня по волосам, протянуть ту заветную сумму денег, которая поможет моей девушке выжить, отец протянул мне бумажку — договор, который я должен был подписать взамен на определённую сумму денег. В ней было сказано, что я больше не претендую на часть особняка, в котором я вырос. На его месте отец хотел построить какое-то здание, название которого я уже и не помню. В общем, люди не меняются, таково моё мнение насчет Миссис Гилберт. Такого моё мнение насчёт всех людей на планете Земля.
— Итак, Сэм, я хотела поговорить с тобой о твоём брате.
Рука девушки находит мою под столом и сильно сжимает. Разговор предстоит тяжелый. Мать Саманты внимательно меня изучает, а затем открывает рот, чтобы что-то сказать, как Сэм резко говорит:
— Он остаётся, я сказала.
Её рука по-прежнему трясется. Мои пальцы пытаются гладить кисть её руки, чтобы дрожь немного уменьшилась. Мой взгляд быстро падает на лицо Саманты, и я вижу, что её глаза закрыты. Она спокойна, руки перестали так неистово трястись на моих коленях.
— Не драматизируй, Сэм. Ты ведёшь себя, как ребёнок. Кто этот молодой человек? — Миссис Гилберт не сводит с меня глаз. Они, вроде как, о сыне должны разговаривать. Так зачем она…
— Этот парень мне кое-кого напоминает.
— Хватит! — вдруг резко рявкает Сэм. — Ты хотела поговорить о моём брате, так начинай.
Два мужика расхохотались за столом. Один из них даже отвлекся от игры в телефоне. Теперь все они были во внимании того, что происходит в данный момент. Сэм, на удивление, спокойно говорит:
— Ты хочешь обсудить ту часть истории, где мой брат покончил собой из-за твоего зверского отношения к своим детям?
Так спокойно. Так уверенно. Я горжусь этой девушкой. Она очень напоминает меня самого, когда я спорил с отцом. Да, кричать бесполезно, показывать свой характер — тоже. Всё, что могут подростки — унижать взрослых за их глупые поступки. Думаете, только мы можем совершать ошибки? Да ни черта подобного. Взрослые люди думают, раз они перешли черту «за тридцать», то им не свойственно ошибаться. Так думают многие самоуверенные в себе люди. И они никогда не признают своих ошибок. Такой, я думаю, является личность, которая сидит напротив и глаз с меня не сводит. Может, она любит помоложе? Мой отец умер, значит, есть шанс, что эта накачанная силиконом тётка переключится на меня?
— Мой любимый Сэмми покончил жизнью из-за оплошности своей глупой сестры, — закрыв глаза, говорит Миссис Гилберт, подперев указательными пальцами подбородок.
— «Твой любимый Сэмми», — Саманта меняет голос, делая его более детским, — покончил собой, когда узнал, что его любимая мамочка случайно воткнула нож в живот его любимой сестры, и всё это была не случайность. Не было никаких «парней в подворотне». Сэм догадывался, что здесь что-то нечисто. В день, когда ты уехала по делам, ну, не будем темнить, ты уехала закупать наркоту, наконец-то соскочила с травы на таблетки, я рассказала Сэму, что из-за тебя у меня случился выкидыш.
С каждым словом Саманты мои глаза округлялись всё сильнее, как и в тот день, когда она решила рассказать мне эту историю. Но теперь я понимаю, что некоторые детали она упустила. Теперь я знаю, почему Сэм винит себя в смерти брата. После того, как она рассказала ему о том, что мать напала на свою дочь, парень просто не выдержал. Хотя, честно признаться, я считаю его трусом. Уходят из жизни по своей воле только слабые. Сэм мог взять свою сестру и уехать из города. Им уже было по семнадцать. Выжить можно, особенно вдвоём. Но вместо этого парень просто пошёл и наложил на себя руки. И после этого происшествия его сестра уехала одна. А ведь могли сбежать вместе.
— Ты издевалась над Сэмом, издевалась надо мной. Ты просто не умеешь любить. Зачем ты вообще решила завести детей?! — Саманта срывается на крик, и мне приходится слегка сжать её руку. — Нет, Кью, не надо меня успокаивать! Разве ты не видишь? Посмотри в её стеклянные глаза. Да ей же плевать на всё!
— Пойду-ка налью себе кофе, — говорит один из мужиков.
— Сигаретой не поделишься? — спрашивает второй у первого. Они оба уходят, почуяв, что ситуация накаляется, и теперь это не обычный разговор о прошлом, а переход на личности. Я очень жалею, что не могу уйти так же, как это сделали те двое. Меня раздражает тот факт, что я должен поддерживать эту девушку. Часть меня действительно хочет этого, а другая же часть с радостью бы ушла в любую закусочную и поела. Оставшиеся бутерброды в машине, скорее всего, пропали, а та еда, которой мы закупались, уже давно переваривается в наших желудках.
— Не смей винить меня в смерти Сэма! — шипит её мать. — Ты и только ты виновата в его смерти. Ох, мой маленький мальчик просто не выдержал напора со стороны его сестры, — лепечет эта женщина.
— ЧТО?! — орёт Сэм, — «напора со стороны его сестры»?! Ты знаешь, сколько шрамов оставила на его теле? Знаешь, что он до последнего надеялся на то, что наша мать наконец-то поумнеет, и, возможно, начнет проявлять любовь к своим детям? Каждую ночь мы ложились спать, и он говорил, что завтра наша жизнь изменится. Да вот, ни хрена она не изменилась, блядь. И знаешь, кто в этом виноват? Женщина, ни разу за всю жизнь не пожелавшая нам доброго утра. Женщина, которой важны были не наши отметки в школе, а как много травы мы впарили другим малолетним выблядкам. Женщина, которая… боже. Мама, — свободной рукой Сэм вытирает слёзы, — ты знаешь, что сделала нам больно? Думаешь, я не виню себя за смерть Сэма? Думаешь, я не жалею о том, что рассказала ему о потерянном ребёнке, и о том, что ты вышла из себя, случайно меня поранив? У меня другой вопрос. Неужели, ты действительно не считаешь себя виноватой в смерти своего любимого сына?
Молчание. Я внимательно смотрю в лицо Миссис Гилберт. С тех пор, как Саманта искренне назвала её мамой, пытаясь проникнуть этим словом ей прямо в душу, то глаза этой женщины слегка увлажнились. Она тщательно пытается это скрыть, но, кажется, Сэм потянула за правильную нить. Может, сейчас эти двое решат все свои неполадки, попытаются забыть прошлое. Я знаю, наивно полагать, что эти двое помирятся, да и зачем им это? Что даст это нелепое примирение? Разве что Сэм снова превратится в наивную дурочку, а мать будет продолжать вертеть своей дочерью, играя на её психике. И наконец, тихий голос Миссис Гилберт разрезает тишину в этой огромной комнате.