Но мы не слышим крика. Это кажется нам странным. О чём сейчас думает мать Рэджи, глядя на эту картину? Почему она не подаёт признаков жизни? Ничего не говорит? Может, они ожидала увидеть нечто подобное? Минуты через две каблуки стучат по направлению к лестнице. Затем хлопает входная дверь. Мы выходим из комнаты, Рэджи напоследок заглядывает в спальню родителей и говорит:
— Ну надо же, она оставила записку.
Мы на минуту находим в комнату, чтобы прочитать послание. Действительно, на животе мужчины красуется листик, где написано всего пять слов.
«За всё, что ты сделал».
— Пора уходить, — Рэджи улыбается. — У меня превосходная мать. Она всегда защищала меня, и даже сейчас… но я не могу позволить, чтобы отец подумал, что это сделала она. Он же не даст ей спокойно жить.
— У тебя ведь есть фото, которым ты сможешь шантажировать своего отца. Он ничего не сделает. Больше — нет.
Но мой друг всё равно забирает записку и мнёт её в кулаке по дороге к машине. Мы уезжаем домой, и я с радостью отмечаю на лице у Рэджи облегчение, а следом — спокойствие. Думаю, его отец и так поймёт, за что его семья решила «пошутить» над ним таким образом.
— Спасибо тебе за помощь, Кью.
— Брось! — машу рукой я. — Было весело. Хоть и дико… странно.
— Покажу это фото Нату, вот он обалдеет! — говорит Рэджи.
— Только Ари не показывай, — смеюсь я.
Я паркую машину у дома, и мы заходим внутрь. Как только я открываю дверь, в нос бьёт до боли знакомый запах. Яичница с беконом жарится на сковороде, а на кухне сидя за столом, Нат играет с сестрой в шахматы.
— Какая прелесть! — хлопает в ладоши Рэджи. — Хочу тебе кое-что показать. Только закрой глаза ребёнку.
— Господи, Рэдж! — орёт Умник, глядя в экран телефона. — Жесть какая. Убери эту гадость.
— Зацени его татуировку. Вот ведь извращенец! — смеётся Рыжий. А я продолжаю стоять как вкопанный посреди гостиной. Здесь так предательски здорово пахнет беконом и жареными яйцами, что я невольно начинаю надеяться, а вдруг…
— Кью, садись с нами, — Ари заманивает меня рукой.
Но, вдруг…
Пора отпустить её, Кью, и ты это знаешь. Она не приедет.
Она, чёрт возьми, не приедет. Забудь об этом.
Ноги устало несут меня к столу. Я бросаю взгляд на ёлку, чтобы понять, насколько праздничное у меня настроение. Так вот, моё настроение близко к нулю, хотя ещё недавно мне было так весело. Я содержу семью Ната, забочусь о ребёнке, помогаю Рэджи с отцом. Моё чувство вины за смерть Джуди от с восьмёрки упало до шестёрки, а может, пятёрки. Я помогаю людям, и этим я делаю свою жизнь лучше. По крайней мере, мне так отчаянно хочется в это верить.
Моя задница падает на стул, и я погружаюсь в дружескую тёплую атмосферу шуток и смешных историй. Этот вечер замечательный. И всё здесь такое красочное, яркое, новогоднее. Здесь приятно пахнет. Меня окружают хорошие люди.
Но мне грустно. И эта тоска по девушке сжирает меня изнутри.
Сэм вытеснила из моей головы Джуди. Я мечтал о том, чтобы мне перестали сниться кошмары. Чтобы Джуд покинула мои мысли. Получил что хотел? Жри, наслаждайся.
Это новый круг ада. И кругу не свойственно заканчиваться.
========== Эпилог ==========
У каждого из нас своя история. Свои фобии. Свой бесконечный поток мыслей, приправленных чувством вины. Но к концу истории я понял, что это далеко не так. Спустя каких-то два месяца мои проблемы стали общими. Мы помогли отцу Рэджи понять, что насилие — не выход. Мы доказали Нату, что он не один в этом мире, и что у него есть семья, не смотря на смерть его матери. У него всё ещё есть мы. И мы рядом, что бы не случилось.
К концу истории у всех слетели маски. Мы знаем секреты каждого из нас. Рэджи больше не коллекционер женских трусиков. Ему больше не нужно притворяться. Не в доме Ната уж точно. Рэдж близок к тому, чтобы рассказать о своих чувствах какому-то парню из колледжа. Я знаю, что рано или поздно общество узнает про него. Мы будем гордиться этим парнем, который не струсит перед публикой. А отец Рэджи в начале истории был художником. Но после того, как мы увидели его тату в области паха, поняли, что он не простой художник, а чёртов извращенец, трахающий татуировщика. Но теперь у Рэджи всё в порядке. Он поселился с матерью на нашей с Натом улице, и теперь мы видимся гораздо чаще. Я рад, что эти двое дали отпор ненавистному тирану в их жизни.
Нат по-прежнему остался зубрилкой, только теперь он начал курить. Я пытался перерубить корень этой пагубной привычки ещё в самом начале, но затем Умник сказал следующее: «лучше — курево, чем что-то другое». Он до сих пор не оправился от смерти матери, до сих пор не привык к тому, что теперь он — ответственный за свою младшую сестру, за дом, за оплату колледжа, и за всю свою жизнь. Деньги, которые Саманта скинула мне на карту, очень помогают мне и Нату. Они буквально вытаскивают Умника из пропасти отчаяния и грусти. К слову о деньгах, я устроился барменом в том самом баре, где мне однажды привиделся призрак (или что это вообще было) моей бабули. Хотя я до последнего верю, что седовласая девушка действительно существовала, и это не игра моего воображения. Теперь у меня нет проблем с полицией (благодаря Баду — дяде Сэм), и я могу спокойно разгуливать по улицам, как и делал это раньше, но теперь — законно.
Джуди родила трёх прекрасных щенят, которые по сей день веселят нашу маленькую Ариэль. Хотя она каждый раз утверждает, что больше не ребёнок, мы все знаем, что это далеко не так. Не надо ей взрослеть. Не сейчас. Пусть побудет в своём мире грёз, и даже когда смерть матери пошатнула детскую психику, я верю, что Ари будет в порядке. Она вырастет замечательным человеком, я точно знаю. И, надеюсь, она поймёт, когда мы раздадим щенков в хорошие руки. Потому что, злая Ари подобна урагану, которая сметёт всё на своём пути.
Мои ноги свисают с края крыши, а тёплый весенний ветер обдувает голую шею. Недавно я был у миссис Холмс, мы пили чай и вспоминали, какой хорошей была девушка по имени Джуди. Я забрал из её комнаты пару рисунков, чтобы сделать кое-что чуть позже. И вот он я — сижу на крыше с этими бумажками в руках. Не знаю, что делать. Не понимаю, зачем вообще взял их. Наверное, стоит отпустить это. Проститься с Джуди.
— Если слышишь меня, пожалуйста, — я зарываюсь лицом в эти рисунки, — прости меня. За всё.
Тёплый ветер ласково гладит мой лоб, напоминая этим прикосновение матери. Мне так этого не хватает. Я знаю, что Нат и Ари — моя семья. Но мне так не хватает мамы. Я делаю из рисунков Джуд бумажные самолётики и пускаю их по воздуху. Теперь она меня отпустит. Я простился с ней. Попросил прощение. Теперь я свободен. Чувство вины никогда не исчезнет окончательно, что бы я не делал, сколько бы девушек не вызволял из беды, и как бы сильно не заботился о близких.
— Здесь не занято? — я слышу знакомый голос где-то сзади. Мурашки бегут по моей спине, и я понимаю, что не хочу поворачиваться. Лучше пусть мне послышалось. Нет. Только не снова. Я ведь едва забыл тебя.
Саманта садится рядом со мной и грустно улыбается. Но я больше не вижу этих красных глаз и розовых щёчек. Она больше не плачет. Девочка выросла. Боже, я так давно её не видел. Кажется, почти полгода прошло с тех пор, как мы с этой девушкой «разминулись» по жизни, и она перестала быть моим спутником, моим пассажиром, моим спасением. И вот она снова здесь, сидит рядом и протягивает мне… шкатулку.
— Откуда…
— Я была у Ната, спрашивала о тебе. Он сказал, что ты уехал решать свои проблемы, поэтому я сразу направилась сюда. Он дал мне шкатулку, когда я спросила, открывал ли ты её.
— Не открывал, — говорю я очевидный ответ. Сэм по-прежнему улыбается.
— Скучал по мне?
Такой наглый вопрос. В ответ лишь молчание. Хотя, хочется закричать: «Да, чёрт возьми, я очень скучал!»
— Молчишь. А я вот скучала.
И когда эти слова настигают моих ушей, а следом — сознания, я накрываю её руку своей.
— Ты ведь даже не пытался открыть эту шкатулку, — говорит Сэм утвердительно, но я всё равно киваю. — Кью! Но ведь я дала тебе подсказку. Ту фотографию, где есть дата. Давай попробуем!