Красавчик тронул ее за плечо, отвлекая от ненужных воспоминаний.
— Это свежее прегрешение! Вернемся к искуплению чуть позже. Иди глубже!
Смахнув слезы, не отрывая глаз от сверкающих аквамаринов застывшего напротив хранителя, Оля продолжила.
— Отдалась похоти в объятиях друга, мечтая обрести покой.
И вновь искушающий ангел взял слово. Красавец смущенно кашлянул, пряча в ладонях скабрезную ухмылку.
— Проехали, милая! Оправдываться не стоит, счет уже выставлен. На этот раз мне, как нарушавшему правила.
Не вникнув в смысл услышанного, Оля продолжала:
— Осуждала Марину за скаредность и душевное блядство…
Теперь скривился Хиляк, спешно стирая с губ улыбку. С трудом удержал визуальный контакт.
— Глубже. О чем еще сожалеешь? Только не оплакивай раздавленных после дождя червяков, прихлопнутых тапкой тараканов и убитых мух.
Оля задумалась, вспоминая. Кого еще ненароком обидела?
— Ушла от родителей, не попрощавшись.
— Ты извинилась. Дальше!
— Нахамила директору, послав ее…
— Слышали. Заслужила.
— Переехала Веру Артуровну.
— Мимо! Это подстава.
— Бросала опостылевших мужчин без предупреждения.
— Не смертельно. Хотя, некоторые были достойны лучшего! Копай глубже!
— В институте списывала курсовые, завидовала отличникам, шпаргалила, пару раз подкупала преподавателей.
— Не существенно. Быстрее!
— На выпускном увела парня у одноклассницы всего на один вечер, целовалась с ним прилюдно, намеренно разбивая ее сердце.
— Не разбила. В прошлом голу она родила от него двойню.
— Фу…, — Оля перевела дыхание. Что еще?
Средняя школа. Здесь придраться не к чему. Она вела себя показательно бравно.
Не списывала, не грубила, не прогуливала уроки. Не ябедничала, участвовала в общественной жизни класса. Именно так — белая и пушистая с комсомольским значком на груди и горящим взором ….
Оля задумалась, натолкнувшись на давно забытый эпизод. Не столь существенный, а главное, характеризовавший пятиклассницу положительно.
— Стоп! — прозвучал в ее сознании голос доброго ангела. Словно хорошая ищейка он втянул ноздрями воздух, нахмурился. — С этого момента описывай события как можно точнее.
Память, словно старик-ключник, со скрипом приоткрыла дверь в одну из многочисленных комнат. Споткнувшись о порог, ударившись о притолоку и запоздало пригнувшись, Оля вошла внутрь. Огляделась, потирая ушибленный лоб. Тогда она была меньше ростом.
Пятый класс средней школы при советском Посольстве в Берлине. Первый день в новой школе, в чужой стране. Ужас, пробирающий до костей.
Витая лестница старинного здания, ведущая на верхние учебные этажи, украшена новогодними гирляндами и нарисованными от руки поздравительными плакатами. В холле в освященной софитами арке возвышается статуя вождя, призывающего всех и каждого следовать в известном ему направлении. Конторка всевидящего ока — школьного секретаря примостилась у главного входа. Высокие двустворчатые двери в постоянном движении, пропуская школьников младших и старших классов. Сквозняк гуляет по первому этажу заграничной школы, дурманит голову запахом жвачки, лопающимися пузырьками кока-колы и духом капиталистической свободы, что притаилась за Бранденбургскими воротами. Всего в двух шагах. За стеной.
Папу отправили по рабочему контракту в Восточный Берлин в декабре, когда в школе уже заканчивалась вторая четверть. Хуже ситуации для скромной затюканной отличницы не придумать.
Оля стоит перед дверью в новый класс и дрожит от страха. Директор школы, провожающий ее на урок, постучал в косяк, приоткрывает кабинет и подталкивает девочку вперед. Ну же! Трусишка жмурится от яркого света и первое время ничего не видит вокруг. Лишь ощущает на теле множество любопытных взглядов и слышит голос:
— Познакомьтесь с новой ученицей. Как тебя зовут?
Оля, опустив глаза в пол, невнятно шепчет свое имя.
— А меня — Елена Андреевна, я твоя учительница химии и классный руководитель.
Девочка безудержно краснеет и боится поднять голову, чем вызывает шушуканья и смех с задних парт.
— Дальше… — слышит она голос издалека, — вспомни первые знакомства.
Три первых дня с ней никто не разговаривал. Потом, спустя годы, она будет вспоминать это время как самое тяжелое в жизни. Девочки шептались и обходили ее стороной, хихикали, разглядывая старомодную школьную форму. К тому времени во многих школах Москвы ввели новую, но гимназия, где училась Оля Миро, придерживалась патриархальных устоев.
Коричневое платье, черный фартук, белый воротничок, икона застоя — именно так, по мнению местной мажорной публики, одевались совковые лохи, люди второго сорта, свеже понаехавшие.
«Да он или она тока с Союза» — означало, что перед тобой лузер педальный, бесплатная кукла для битья.
В школе при Посольстве царил либерализм во взглядах на школьную форму. Официально был разрешен темный низ, светлый верх, на самом деле, на модные эксперименты, а порой и откровенный эпатаж, учителя смотрели сквозь пальцы, не связывались.
За слишком короткой юбкой или яркой блузой недоросля стояли маститые родители.
Но одно дело вынести насмешки в классе, другое дело в школьной форме ехать через весь город. Родители Оли, отлученные от государственной кормушки, получили служебную квартиру в центре, а не в посольском квартале, поэтому каждое утро девочка спешила на остановку школьного автобуса, собиравшего учеников по всему Берлину.
Это сейчас с подачи японских манго-персонажей фартук и короткое платье с гольфами стали модным трендом, а в тот год, когда до падения стены оставались считанные дни, школьницу в миссионерском платьице под горло принимали за сектантку и обходили стороной.
Спустя три дня показательного бойкота до нее снизошла самая клёвая девочка класса. Тельникова Света, дочь торгового представителя, приезжающая каждый день в школу на машине отца из капиталистической части города.
— Садись ко мне, — предложила она, подойдя к Оле в буфете. Бедняга от неожиданности чуть не подавилась сухим бутербродом. Стряхнув крошки с школьного фартука, кивнула. Вот это удача!
Света было крута до кончиков ногтей. Американские джинсы, итальянские сумочки и туфельки, заколочки, шарфики, бижутерия от Пинк Леди. Милые канцелярские безделицы, люминесцентные наклейки, открытки с кинозвездами, брелоки с голографией, куколки в модных одежках. Ух!!
Только у Светы Тельниковой бал трехэтажный пенал с гелевыми ручками всех цветов радуги и душистые ластики. Именно она приносила в класс свежие выпуски журнала Браво с постерами рок музыкантов и за небольшие услуги распространяла их среди страждущих.
Услуги были разными. От невинного списывания контрольной до неожиданной просьбы — помочь с оформлением классной газеты.
Именно такую плату за плакат с группой Европа назначила она Оле.
Невинное на вид предложение обернулось скандалом и выволочкой перед всем классом.
— Ты хорошо рисуешь, подглядела в тетради! Я собираюсь написать статью о грязнулях и неряхах, от тебя требуется изобразить под ней Маринку Капенко. Сможешь?
Оля удивилась. Марина не отличалась неопрятностью, но плакат с шикарными музыкантами уже лежал на парте и манил глянцем. Нарисуй — и забирай!
И действительно, кто такая Капенко? Она мне не подруга, а вот Света — да.
— Сделай ее потолще и с большими прыщами на лице! Недалеко от правды.
Оля постаралась от души, изобразив настоящее чудовище. А Светик не преминула извалять вражину в фельетонной грязи.
Глупая новенькая понятия не имела, что за кошка пробежала между двумя девочкам. Отцы их занимали высокие посты, один глава торгпредства, другой главный корреспондент Известий, обе семьи жили в одном доме. Матери дружили, ходили друг другу в гости, менялись рецептами.
Стенгазета произвела фурор, класс валялся на каждой перемене, зачитывая вслух острые четверостишья. Тыкая пальцами в картинки, восхищенно ухали — Вот это да! А новенькая — талант!