Где-то здесь, на окраине Голливуда, жил Коллет, если верить полиции и заверениям его шефа Линдстрома. Но коль скоро Хоук и Верзен по указанным адресам не проживали, я не питал особых надежд застать бухгалтера дома.
Приехав по указанному адресу, я обнаружил весьма солидный коттедж на две семьи с двумя спрятанными подъездными дорожками, ведущими к капитальным боксам для машин по обе стороны коттеджа. Однако черного "мерседеса" с номерным знаком 033 КДГ нигде не было видно.
Каждая из двух частей коттеджа имела свой собственный номер. Коллет жил в дальней от меня. Я свернул на обочину и выключил мотор. Тягучая боль сковывала мой затылок. Я энергично встряхнул плечами, осторожно подвигал головой и, наконец, вылез из машины. Было только начало пятого, и я не видел причин для особой усталости, возможно, это результат экскурсии по владениям доктора Линдстрома.
Я снова подвигал плечами, подошел к входной двери и позвонил, вовсе не надеясь кого-нибудь застать дома. Как и следовало ожидать, на мой звонок никто не отозвался. Тогда я позвонил еще раз и повернул дверную ручку. Дверь приоткрылась.
Я замешкался на пороге, коря себя за опрометчивый поступок. Если бы я подумал немного, я, вероятно, ни за что не решился бы явиться в чужой дом без приглашения, тем более в дом человека, скорее всего не виновного в каких-либо противоправных действиях.
Я огляделся. Улица пуста, вокруг ни души. И мне ужасно хочется узнать, что может быть общего у Коллета с типами вроде Верзена и Хоука. К тому же, убеждал я себя, вторжение в незапертую квартиру отнюдь не означает посягательства на личную собственность. И потом, каким образом может узнать о моих действиях Коллет, не говоря уже о капитане Сэмсоне? И все-таки, сказал я себе, это чревато огромными неприятностями. Однако уйти не поспешил.
Глава 6
Прикрыв за собой дверь, я прошел в гостиную, неслышно ступая по пушистому красному ковру.
Низкий бежево-золотистый диван, большое кресло, обитое такой же тканью, и два деревянных стула с высокими прямыми спинками. У стены – передвижной книжный шкаф, в углу – бар на резиновых колесиках. А еще – телевизор и низенький столик с двумя керамическими пепельницами, полными окурков.
Вполне резонно полагая, что я здесь один, я все-таки громко крикнул:
– Хэлло! Есть кто-нибудь дома? Хэлло-о-о...
Тишина. Подойдя к двери слева, я приоткрыл ее и заглянул внутрь. Окна комнаты были скрыты тяжелыми портьерами, и там царил полумрак. Я включил свет и осмотрелся. Это была спальня, чистая и опрятная, постель заправлена, все на местах. Она выглядела нежилой, почти стерильной. Я потушил свет, вернулся в гостиную и направился к другой комнате – справа, дверь которой была открыта.
Там тоже царил полумрак, в котором с трудом различались контуры мебели. Я нащупал на стене выключатель, и в комнате вспыхнул свет. Это была вторая спальня, в которой, несомненно, кто-то жил. Не похожая на ту, другую, весьма неопрятная, разве что потолок не порос мхом. Разобранная постель со скомканными простынями и одеялом в изножье, снятая подушка, ворох газет на прикроватной тумбочке, заваленное какими-то шмотками кресло, еще один столик с кипой журналов и книжек в мягких обложках. Беспорядок на трюмо отражался в треснутом зеркале трельяжа, забрызганном чем-то белым, и... что-то еще, метнувшееся в одной из его створок.
Холодок пробежал у меня по спине, от копчика до затылка, я невольно съежился, втянув голову в плечи. В зеркале мелькнул человек, размахивающий каким-то блестящим острым предметом и явно намеревающийся ударить меня по голове. А я тем временем едва переступил порог комнаты, да так и застыл на одной ноге, не успев обрести равновесия, поэтому у меня не было физической возможности увернуться или отпрыгнуть в сторону. Я сделал единственное, что было возможно в моем положении: расслабил мышцы опорной ноги или по крайней мере попытался сделать это, но у меня подкосилось колено, и я начал падать.
Теперь напряжение в бедренной и икроножной мышцах несколько ослабло, но не совсем, недостаточно. Я чувствовал, что падаю слишком медленно, и, чтобы уберечь голову от занесенного над ней какого-то металлического предмета, попытался наклонить ее вперед и влево, непроизвольно напрягая при этом шейные мышцы. И, видимо, именно это отчасти помогло мне, но только отчасти.
Он настиг меня. Правда, ему не удалось ударить меня тем, что у него было в руках, по темечку. Скользящий удар пришелся по правой части моей головы, иначе он наверняка вырубил бы меня на несколько минут, часов, дней, а может быть, и навечно. Однако и такого удара оказалось достаточно, чтобы я на какое-то время погрузился во мрак. Удар придал мне ускорение, и я снопом рухнул на пушистый ковер, инстинктивно пытаясь откатиться в сторону. Лежа на спине и упираясь локтями в пол, я старался приподняться и сбросить темную пелену с глаз. Вдруг в комнате на какое-то мгновение стало светло, и тут левое ухо и всю левую половину головы пронзила острая боль от сокрушительного удара.
Но я все же успел разглядеть нападавшего. Это был не Коллет, а Элрой. Паровоз Верзен.
Его перекошенное злобой красное лицо маячило где-то высоко-высоко надо мной. В руке у него был зажат тяжелый кольт калибра 0,45. После нанесенного мне удара его по инерции развернуло, и сейчас он стоял вполоборота ко мне.
Когда я попытался откатиться подальше влево и высвободить правую руку, Паровоз мгновенно принял устойчивую позу, бормоча проклятия сквозь стиснутые зубы.
Я уперся локтем в ковер и попытался поднять правую руку, но вдруг закашлялся. И тут же почувствовал резкую боль в области правого плеча и шеи – должно быть, именно туда пришелся удар Верзена, нацеленный мне в голову.
Паровоз перебросил пистолет из левой руки в правую, помешкал немного, а потом направил его в мою сторону и рванул спусковой крючок.
Он действовал торопливо, и пуля, просвистев у меня над головой, врезалась в стену. Звук выстрела оглушил меня, как будто пуля прошила обе мои барабанные перепонки. Если бы он действовал более хладнокровно, то смог бы разрядить в меня всю обойму. Сунув руку под пиджак, я выхватил из наплечной кобуры свой кольт и, откатившись в сторону, не целясь, выстрелил. Уверен, что Верзен выстрелил еще по крайней мере дважды, причем второй раз – себе в ногу. Помню только, что, когда я вставал, а Паровоз медленно оседал на пол, барабан моего кольта был пуст.
Как выяснилось позже, я всадил ему в грудь и живот четыре пули. Оглушенный и ослепленный, я продолжал щелкать пустым барабаном, пока не осознал, что все кончено.
Паровоз прострелил себе левую ногу и как подкошенный упал. Его падение сопровождалось двумя глухими ударами – сначала плечом об пол, затем головой. После этого последовало еще два более тихих удара. Напрягаясь из последних сил, он слегка приподнял голову, но тотчас же уронил ее снова. Он попытался проделать то же самое еще раз, и с тем же результатом.
По-видимому, тогда-то он и умер. Так и не выпустив из рук пистолета. Наверное, поэтому я продолжал стрелять в него даже после того, как у меня кончились патроны. Во всяком случае, это была одна из причин.
Я машинально пощупал пульс у него на шее, будучи уверенным, что с ним все кончено. Потом опустился на край неопрятной кровати, ловя ртом воздух и пытаясь унять сотрясавшую меня дрожь, сродни той, которую испытал утром у Линдстрома. Попытался сглотнуть, но во рту и в горле пересохло, и язык, казалось, прирос к гортани.
"Что же на самом деле произошло? Почему этот сукин сын пытался прикончить меня? – спрашивал я себя. – Он же просто мог меня вырубить, отработав ногами по голове. Сорвать на мне таким образом зло, и я бы не очень сопротивлялся.
Конечно, он знал, кто я. И не мог принять, меня за обычного вора-домушника или малого, вознамерившегося унести видеотехнику. Нет, он, безусловно, знал, что я – Шелл Скотт, и ему нужно было убить именно Шелла Скотта".