Прошло еще полминуты, и я подумал, что там, в полу, у него, возможно, имеется лаз и он испарился через него. Но тут кресло вновь крутанулось, и я с облегчением увидел, что Линдстром все еще тут.
Еще не успев совершить оборот на полные сто восемьдесят градусов, он заговорил:
– Я не уверен, что знаю человека, которого вы назвали патентоведом. Винсент?..
– Раген.
– У него контора в Вейр-Билдинг?
– Да.
– И вы видели его в компании троих мужчин, двое из которых работают у меня?
– Я не уверен в этом на сто процентов, но у меня есть сильное подозрение, что все именно так. Трое теперь уже известных мне лиц разговаривали с четвертым, но кто был этот четвертый, я не разглядел.
– Раген, – задумчиво повторил он. – Хм... Интересно. Так вы были одним из тех, кто обнаружил тело Нормана... мистера Эмбера?
– Совершенно верно.
– И где же?
– В его собственном доме. На Вистерия-лейн.
– И как же он...
Линдстрома опять заклинило. Он замолк и отвел глаза. Секунд через тридцать он взял свои песочные часы и, перевернув их, поставил перед собой. Он по-прежнему молчал, сосредоточенно наблюдая, как белый песок тоненькой струйкой пересыпается из колбы в колбу.
Затем Линдстром вновь взглянул на меня. Поморгал, как бы фокусируя зрение, и закончил фразу, начатую две минуты назад:
– ...был убит?
Пауза была довольно продолжительной, и я не помнил первой части его вопроса.
– Что?
– Его убили?
– Почему вы спрашиваете об этом? У кого-нибудь были причины...
Линдстром нахмурился и сердито воскликнул:
– Черт побери, мистер Скотт! Вы ответите на мой вопрос?
Потом он, казалось, немного расслабился, сердитые складки на лице разгладились, и, чуть заметно улыбнувшись, он продолжал уже вполне дружелюбным тоном:
– Простите великодушно. Я пришел к заключению, что вы можете оказать мне помощь. Поэтому я решил рассказать вам обо всем, что вас интересует. Более того, поскольку я уверен, что у меня есть ответы и на те вопросы, которые вы еще не успели сформулировать, я их сам сформулирую и сам же отвечу на них для вашего же блага. Поверьте, таким образом мы сэкономим уйму времени.
– Ну что же, давайте.
– Прекрасно.
– Тем более если эти вопросы у меня еще не возникли.
– Тогда скажите, Нормана убили?
– Не знаю точно, но мы нашли его тело на полу рядом с каким-то прибором, включенным в сеть двести двадцать вольт через трансформатор. Мы обнаружили, что прибор не заземлен, видимо, ослабло крепление одной из клемм, провод отсоединился, в результате чего произошло короткое замыкание и прибор оказался под большим напряжением тока. Получается, что Эмбера убило током. Но это предстоит проверить экспертам. Я же склоняюсь к мысли, что Эмбер убит.
– Да... Я тоже так думаю, – сказал Линдстром.
– Не поясните вы мне свою мысль? Вы что, согласны со мной или же...
– Пожалуй, согласен. Да, безоговорочно согласен. Как только я окончательно поверил в смерть Нормана, я сразу же решил: значит, его убили. Хотя поначалу я отказывался в это поверить. – С мрачным видом он опять провел рукой по спутанным волосам. – Я слишком долго боялся смотреть в глаза очевидным фактам. Вы лучше разберетесь в случившемся, а также во многом другом, если я вам расскажу о некоторых подобных случаях.
– Надеюсь, попутно вы расскажете и о причинах, побуждающих вас считать, что Эмбер был убит. И почему кому-то понадобилось его убивать? Знаете ли вы, кто мог убить Эмбера, или подозреваете кого-то?
– Что касается второй части вашего вопроса, то мой ответ будет отрицательным. Я могу лишь строить догадки на сей счет. Теперь почему его убили. Сейчас я уверен, что знаю причину. Но всему свое время, мистер Скотт. Сначала мне нужно получить от вас определенные гарантии.
Он встал, вышел из-за стола, сцепил руки за спиной и принялся неторопливо прохаживаться по кабинету.
– Во-первых, – продолжал Линдстром, – после вашего вчерашнего визита, мистер Скотт, я навел о вас кое-какие справки. Во-вторых, я имел случай лично познакомиться с вами. В результате этого я пришел к выводу, что в вас есть мощный заряд энергии и некая бунтующая сила, может быть, не всегда успешно контролируемая, но, несомненно, положительная, целенаправленная, пробивная, стремящаяся к разрешению проблемы, уже давно стоящей передо мной.
– Убойно-пробивная? Так я что, таран, что ли?
Он продолжал, не обращая на меня внимания:
– И я пришел к выводу, что вы человек честный и порядочный, и если пообещаете действовать, а возможно, и вообще воздерживаться от каких-либо действий в рамках обусловленной нами договоренности, то непременно сдержите свое обещание. В вас есть какая-то редко встречающаяся в наше время целостность и целеустремленность...
– Не попробуете ли вы уговорить меня с помощью более действенных аргументов?
Линдстром перестал ходить и снова сел в свое вращающееся кресло.
– Обычно я более решителен в поступках, мистер Скотт, но старательно избегал этого момента долгих пять лет. Мне и сейчас нелегко решиться...
Он помолчал несколько секунд, потом взглянул на меня и быстро заговорил:
– Я располагаю информацией – не могу сказать свидетельствами – об уникальном и чудовищном по своему бесстыдству обмане, изобретательном хищении огромной суммы в сотни тысяч долларов, – сейчас эта сумма исчисляется уже сотнями миллионов, – о котором не знает никто, кроме самих аферистов. Самое же ужасное состоит в том, что это ведет к извращению истины и попранию законных прав гения, я бы даже сказал, к интеллектуальному рабству. И к убийству по крайней мере одного человека, которое уже налицо. Возможно, последуют и другие.
Он замолчат, а я, воспользовавшись паузой, заметил:
– Вы говорите очень расплывчато. Нельзя ли поконкретнее?
– Можно. Я горю желанием рассказать вам все, что знаю об этой чудовищной истории, но, предупреждаю, эта информация предназначена только для ваших ушей и должна помочь вам в дальнейшем расследовании. Но вы в свою очередь должны дать мне слово, что никому не расскажете того, что узнаете от меня, без моего на то разрешения. Более того, вы не должны даже намеком дать кому-либо понять, что узнали что-то от меня. Короче говоря, вы не должны меня впутывать в это дело. Вы вправе использовать мою информацию, если пожелаете, в расследовании убийства Эмбера, на что я искренне надеюсь. Как я понял из разговора с вами, мой рассказ многое прояснит, вы получите ответы на многие вопросы и загадки, которые без моей исповеди так и остались бы навсегда скрытыми от вас.
– Ну, "навсегда" – слишком сильно сказано. Как я могу вам обещать никому ничего не говорить, если даже не знаю, о чем вы собираетесь мне рассказать?
– На этот вопрос вы должны сами себе ответить, мистер Скотт. Вам следует также знать, что я оставляю за собой право в любой момент отказаться от своих слов, если это будет диктоваться необходимостью. Я не повторю ни слова из того, что намерен сообщить вам, ни в полиции, ни где бы то ни было еще. Итак, я готов приступить к рассказу, если вы согласитесь на мои условия.
– Ну, я даже не знаю...
– Решайте, это мое непременное требование. Но... мне очень хотелось бы, чтобы вы согласились на мои условия. Поймите, мне очень... хотелось бы... рассказать все это кому-нибудь.
В этих его словах и в том, как он их произнес, чувствовалась душевная мука и тоска. Хотя внешне он продолжал оставаться невозмутимым.
Так мне показалось. Впрочем, может быть, я все это просто придумал. Но что было совершенно бесспорно, так это то, что Линдстрому удалось разжечь мой интерес. Мне захотелось выслушать то, что он носил в себе целых пять лет.
– Не возражаете, если я закурю?