— Это было не то, что я имела в виду, — бормочу я сквозь свое бешено колотящееся сердце.
— Ну что ж. Лучшее, что смог сделать.
Я перевожу дыхание и на мгновение замолкаю. Музыка в бальном зале теперь приглушена, не только из-за занавеса, но и потому, что мое сердце продолжает бешено колотиться о грудную клетку. Меня окружает его аромат. Древесный и пряный, с ноткой кожи, которую я нахожу странной, потому что он не одет в кожу. Он восхитительно мужской. Наверное, мне не следовало бы наслаждаться этим так сильно, как сейчас.
— Я тебя не понимаю, — признаюсь я.
— Нечего понимать. — Он пожимает плечами, и это действие заставляет его плечо прижаться к моему.
— Серьезно, я не могу понять, притворяешься ты или нет этим ворчливым мистером молчуном. Какой-то крутой образ ты разыгрываешь.
— Звучит так, будто это требует больших усилий.
— Именно, и именно поэтому я склоняюсь к тому, что это искренне. Что ты на самом деле просто такой сварливый, опасный...
— Опасный, да? — перебивает он. И тихо вдыхает.
Мои глаза привыкают к темноте. Я замечаю, что у него тяжелые веки, прищуренные, когда он оглядывает меня с ног до головы. Уголок его рта насмешливо приподнимается.
— Ты чувствуешь, что прямо сейчас находишься в опасности, Джиджи?
— А я должна?
— Нет. — Он хихикает. Низко и прокуренно.
— Ну, тогда я не знаю.
Однако происходит что-то опасное. Странная нить осознания протянулась между нами. Или, может быть, это естественное следствие пребывания в темноте с невероятно горячим парнем. Райдер придвигается немного ближе. Все еще наблюдая за мной.
— Что? — Смущенно спрашиваю я.
— Ты хорошо выглядишь. — Его голос грубоват.
Во мне мелькает удивление.
— Что?
— Мне следовало сказать это раньше, когда ты только пришла. Это было грубо с моей стороны.
— С каких это пор тебя волнует грубость?
— Ни с каких.
Раздается смешок.
— Ну. Спасибо, наверное. Ты тоже хорошо выглядишь.
Еще одна пауза тишины.
— Ты думаешь, мы сможем прятаться здесь вечно? — С надеждой спрашиваю я.
— Нет. В конце концов, кто-нибудь вытащит тебя отсюда, чтобы поболтать о том, какой замечательный у тебя отец.
— Ты же знаешь, я ненавижу это. — Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на него. — Что бы ты ни думал обо мне и моей фамилии, я не использую ее, чтобы преуспеть. И никогда этого не делала. Черт возьми, я бы законно поменяла ее, если бы знала, что это не разобьет папино сердце. Но это убило бы его. И, на самом деле, это не его вина, что он величайший хоккеист всех времен. Он заслуживает всей любви и почестей.
— Но... ты ненавидишь все это, — подсказывает он.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Да. Я страстно ненавижу эти мероприятия. Никогда ни на одном я не получала удовольствия. Типа, я бы буквально предпочла быть где-нибудь в другом месте.
— Ты раньше встречалась с Колсоном, да?
— Да?..
Вопрос появляется из неоткуда, но он быстро привязывает его к нашему разговору.
— Он когда-нибудь ходил с тобой на эти мероприятия?
— Иногда. — Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Странно обсуждать Кейса с Люком Райдером.
— И он не проявил изобретательности? Не находил способов сделать эти вечеринки по веселее для тебя?
— Что ты знаешь о веселье? — Я не могу не поддразнить его.
Он пожимает плечами в своей фирменной манере.
— Нет, скажи мне, — настаиваю я. — Что бы ты делал прямо сейчас, если бы был Кейсом? Как бы ты сделал это веселее?
— Если бы я был Колсоном.
— Да.
— И ты была бы моей девушкой.
— Да.
Райдер наклоняется, его теплое дыхание касается моего уха, посылая легкую дрожь по моему телу.
— Мы были бы за этим занавесом через пять минут после того, как пришли сюда.
— А дальше?
Я сожалею о своем вопросе в тот момент, когда озвучиваю его.
— Я бы сделал так, чтобы ты была в предвкушении.
Мое горло сжимается от возбуждения. Я с трудом сглатываю.
— В предвкушении, — слабо повторяю я. — В предвкушении чего?
— Меня.
О Боже мой.
Его голос становится глубже. Едва уловимый намек на гравий.
— Я бы, наверное, использовал свои пальцы. Да. Я бы вонзил свои пальцы в тебя. Довел бы до края. Но не позволил бы кончить. Просто довел бы достаточно близко, чтобы у тебя заныло все тело, и тогда я бы отпустил тебя вернуться в зал. Смотрел бы, как ты ерзаешь, разговаривая со всеми этими незначащими людьми, пока, наконец, не начнешь умолять меня уйти, отвезти тебя домой и заставить кончить.
Это самый живой его голос с тех пор, как я его встретила.
Я едва могу дышать. И нехватка кислорода усиливается, когда его рука находит мою щеку. Грубые кончики пальцев царапают мою разгоряченную кожу.