Тони бережно помог занести девушку в трейлер, аккуратно ступая на ржавые ступеньки. Чистотой внутри и не пахло, но койка свободная нашлась, вернее диван из прошлого столетия, который в детстве Кай искусно разукрашивал фломастерами. Валери уложили, и Энтони вышел, вернее сбежал, не желая тут оставаться.
— Кто она? — Марла достала из закромов деревянный ящик с различными склянками.
— Хорошая знакомая, — увильнул парень.
— Тебя же не это заставило вернуться. Сомневаюсь, что на всю Америку я оказалась единственной, кто знаком с зализыванием ран, — заговорила женщина, забрав выпавший локон за ухо. Марла протерла руки спиртом, достала пару баночек и отвязала бечевки от крышек. Она потянулась за ножницами и безжалостно расстригла посередине прилипшую к телу Валери футболку, потом потянулась к бюстгальтеру и таким же варварским образом избавилась от него. Кай, стоявший в проеме и наблюдавший за происходящим, отвернулся, как только его мать перешла черту, оголив поколоченное тело.
— Тони попросил, скоро я уеду, — ответил он спиной.
— Почему я не удивлена? — ее лицо покосилось, но голосом она себя не выдала. — Ты очень изменился, Ник, эти ужасные татуировки… — она с отвращением взглянула на затылок Кая, будто он стоял передом. — Едва ли ты остался похожим на самого себя.
— Ты предпочла бы лицезреть мои шрамы? Хотя тебе нравилось, когда в меня тыкали пальцами. Ведь тогда ты могла меня прятать в своей темнице.
— Не паясничай, — отмахнулась она, закапывая раствор в горло Валери. — Я думала, что четыре года вдали от дома заставили тебя повзрослеть, а ты до сих пор дуешься как ребенок, Никки.
— А ты до сих пор мучаешь меня этим именем; никто, кроме тебя, никогда меня так не называл. Разве это не ребячество?
Женщина накрыла девушку покрывалом, оставив отдыхать и восстанавливать силы. Она подошла к сыну и похлопала его по щеке.
— Мой славный Николай, как бы ты ни коверкал свое имя, я буду называть так, как мне заблагорассудится. На правах матери могу распоряжаться тобой, как захочу. А теперь выйди, остынь.
Кай терпимо выбрел на улицу. Каждая клеточка его тела дрожала от ненависти и неудобства. Хотелось бежать, броситься с утеса и расшибиться в лепешку, лишь бы не стоять, изображая спокойствие. Если бы он только не пообещал Тони помочь, его бы здесь не было, никогда и ни за что, даже за любую сумму хрустящих купюр. Тюрьма ему казалась перспективой привлекательней, чем находиться тут.
— Кай Кэмпбелл, — хрипло произнес мужчина с шезлонга, едва он успел выйти. — Ты подрос и потемнел.
Мужчина лениво развалился, развлекая себя бутылкой пива. Его засаленные с проседью волосы падали ему прямо на глаза, одежда под стать. Серый балахон и штаны, которые Кай видел на нем еще лет двенадцать назад.
— Здравствуй, дядя Феликс, — парень засунул руки в карманы и оперся спиной на рифленую металлическую стену.
— О Бредли слышал? — Кай кивнул, его дядя продолжил: — Давненько такого не происходило. Я уж думал, все — на моем веку точно никогда не произойдет. Но все снова повторяется. «Шакалы» оборзели! — сплюнул он.
— С чего ты взял, что это они? Я думал, у нас перемирие.
Феликс усмехнулся наивности племянника. Достал из кармана пачку сигарет и нервно закурил, рассматривая мальчишку перед собой.
— Я точно знаю, что это эти ублюдки, — потряс он сигаретой перед лицом. — Почерк особенный. Их молодняк развлекается в баре у трассы, часто задирает наших. На рожон не лезут, но языки у засранцев длинные. Могли что и взболтнуть, в отместку получить, а старшие защитили пулей в голову.
— Не стали бы так открыто.
— Тебе ли об этом говорить. Вспомни, что они сотворили с тобой девятнадцать лет назад. Для меня все было как вчера: огонь, запах плоти, аж до тошноты, — оскалился Феликс.
— Мы это выясним, найдем тех, кто виновен в смерти Бредли.
— Только не переусердствуй, не действуй в открытую, как твой братец. Нужно делать все деликатно, а не просто кричать, а в случае чего прятаться за мамину юбку.
— Не похоже на Тони, — Кай вопросительно взглянул на дядю.
— Я не про твоего кузена, а про твоего брата, Маэля. Этот звереныш та еще макака, прыгает, куда не надо. Амбициозный чересчур.
— Что? — Кай отпрянул от стены. — Какого черта он ввязался в это дерьмо? Он же еще ребенок!
— Очнись, дружок. Тебя не было слишком долго, младший братик подрос.
Кай помнил последний вечер дома и то, как его двенадцатилетний братишка не отходил от него, будто чувствуя, что его старший брат не собирается возвращаться. Смешной сорванец с блондинистой макушкой и ярко-голубыми глазами. Всегда много вопросов и фантиков от конфет в карманах. Неужели за четыре с небольшим года Маэль изменился? И, несмотря на предостережения брата, все-таки влез, куда было непрошено?