Кай всегда хотел только одного, чтобы его братца не коснулись дела их огромной и безалаберной семейки. Кто-кто, а Маэль должен был свалить отсюда, а не записываться в народные мстители. Очередной груз ответственности, который Кай благополучно сбросил и не смог донести.
— Где он сейчас?
Феликс вздохнул, задумчиво почесал репу и произнес:
— Пацан не послушает тебя. Он подросток, которому совсем недавно стукнуло семнадцать; последнее, что ему нужно, это «отеческие» наставления от старшего брата. Но если у тебя все же получится пробиться сквозь бушующие гормоны, то будет неплохо, он поистрепал нервы Марле.
— Не наговаривай, — женщина появилась в дверном проеме, вытирая руки полотенцем. — Маэль просто хочет продолжать то дело, что начали его предки, — явный укор в сторону старшего сына. — Да, он совершает ошибки, но продолжает пробовать, а не сбегает, как что-то становится ему не по нраву.
— Лучше жить на северном полюсе одному, чем пресмыкаться под твоим началом, — огрызнулся Кай.
— Эй, потише! — пригрозил Феликс пальцем, будто племяннику снова три года.
— Не беспокойся, — размеренно взмахнула рукой Марла. — Его амбиции всегда шли впереди планеты всей, но в конечном итоге, — женщина спустилась по ступенькам и подошла к сыну, взглянув на него снизу вверх с высоты среднего роста, — в конечном итоге, Кай, — неуклюже произнесла она имя, — ты мой малыш, который всегда приползает к мамочке, чтобы та дала защиту.
У Кая пересохло в горле, ему нечем было парировать, хотелось лишь кричать, но это только подтвердило бы ее речь о том, что он маленький мальчик, неспособный справиться с эмоциями. Хотя парень так вовсе не считал. Кобра был дома, среди сородичей, которые уже не скупились на показ своего глупого превосходства. Кай смолчал и направился в трейлер.
— Девчонка! — прилетело в спину прямо на первой ступеньке. Марла продолжила: — Моя новая невестка? А как же Рейчел, или в городских полях уже посеяно твое семя? — Кая скривило от таких намеков.
— В любом случае это тебя не касается, — Кай не хотел в этот момент видеть лицо матери, потому что знал, каким самодовольным оно в эту секунду выглядит, и он был прав. Ему хватило и ее голоса за спиной, чтобы представить, как миссис Кэмпбелл горделиво задирает нос, расплываясь в улыбке. Самая ее мерзкая черта — наслаждаться зрелищем, пока другие пытаются отбиваться.
Парень неспешно зашел внутрь. Ничего не изменилось с тех пор, как он уехал, будто призраки прошлого заморозили время и отогрели его лишь когда молодой хозяин вернулся в свои владения. Устройства внутри по факту никакого не было: две комнаты, одна из которых совмещена с кухней, вторая некогда принадлежала ему самому, диван в проходе между туалетом и тем, что осталось от душа. Трейлер страдал от коррозии, скрипел и дурно пах железом. «Запах детства», — подумал Кай.
Валери смиренно спала, ее сон был таким глубоким, что она ни на что не реагировала. Даже когда Кай присел рядом и взял ее бледную кисть в свои руки, медленно подвел к губам и поцеловал, задержав ее у рта.
— Выздоравливай скорей, надоедливая девчонка, иначе мы под руку скатимся по девяти кругам ада.
20 глава
Марла и Феликс расположились во дворе на своих излюбленных местах. Они часто проводили время вдвоем на потрепанных деревянных шезлонгах. После смерти мужа именно его брат стал для нее настоящей опорой, хотя она в жизни в этом бы не призналась, прячась за бравадой. Марла — сильная женщина, но помощь в содержании «белых кобр», оставленных под ее ответственность после ухода мужа, была ей необходима. Каждый член «Белой кобры» самостоятельный, но в любой момент мог возникнуть вопрос, который решить иначе как деньгами посчиталось бы невозможным. Защита территории, налоги, лишние глаза правоохранительных органов — все это решалось шуршащими банкнотами, номиналом в тысячном эквиваленте. Благодаря мудрости Феликса все оставалось стабильным до недавних пор. Женщина пыталась об этом не думать, куда больше ее интересовал старший сын, который прямо сейчас спал в машине на водительском кресле. Марла прекрасно видела через лобовое стекло его лицо, поэтому с прищуром детально разглядывала.
Кожа сочилась от переизбытка черного пигмента красок. Никогда не бывая противницей тату, она вдруг начала раздражаться и осуждать. Не хотела принимать его таким, уж слишком «Никки» изменился, возмужал и обзавелся противным для слуха гонором. Была б ее воля, то сыночек и на метр не уехал бы от поселения.