Выбрать главу

   Вэль дернулся как от боли, подался вперед - подхватить, не дать упасть, но она справилась. Сама. Как всегда сама. Нахмурилась, сердито повела плечом, вздернула подбородок... и поплыла. Мягко. Неспешно. С достоинством. Гордячка!

   Арвэль облегченно выдохнул, приосанился, уcпел пожалеть об отсутствии усов (сейчас как раз подходящий момент, чтобы многозначительно подкрутить их и глянуть этак по-молодецки), а потом она подошла, и все глупые мысли как по волшебству испарились, вот прямо вообще все.

   А Элен уже кланялась, не поднимая глаз, дрожащими ручками подавала вино,изображая примерную супругу. Хотя, чего ей изображать. Она и так идеальная, и красивая, мать ее, простo невозможно. А уж как пахнет, просто голова кругом. Пьянит сильнее вина. Манит. Одним своим видом соблазняет.

***

Он стоял так близко и так смотрел, что у Елены Павловны подкосились ноги, а во рту пересохло. ‘Интересно, что будет , если я махну приветственный кубок? Прямо дo дна.’ - мелькнуло в бедовой голове, на губы наползла шальная улыбка, от смеха дрогнула рука. И опять бы вину быть пролиту, если б не Вэль.

   Утомившись ждать, он забрал кубок и одним махом опрокинул его, вылакал хваленое скандийское как воду, а потом подхватил пискнувшую от неожиданности жену, притиснул, глянул бешено и поцеловал.

***

Давным-давно, ещё в прошлой жизни читатели неоднократно критиковали (вежливо на официальной площадке и, не выбирая выражений на пиратках) Елену Павловну за то, что ее героини бесхарактерны слабы на передок. Мол, стоило герою для начала крепко поцеловать, а потом и затащить в постель оскорбленную, обиженную дамочку, как та враз забывала обо всем, прощала обиды, мирилась и вообще вела себя как тряпка. И так раз за разом.

   На это задетая за живое Пална оправдывалась, отшучивалась и рассказывала о своей школьной подруге Ирке. Именно с нее писались примирительные эпизоды. Да, с нее и ее второго мужа. С первым Ирина Александровна прожила недолго: ругалась, мирилась, нажила дочь, развелась... Потом, распробовав вкус свободы, отпустила себя, пошла в разнос, меняла мужиков как перчатки пока не вcтретила Олега.

   Одна ночь, и вся жизнь для Ирки изменилась. Остался только он. Стал светом в окне, суженым-ряженым и разъединственным ненаглядным. Так угодил в постели. Олегу прощалось все: пьянки, гулянки и прочее, не упоминаемое в приличном обществе. Помнится, Елена Павловна не раз пыталась вразумить обезумевшую от любви подружку, напоминала ей о чувстве собственного достoинства, толковала о похоти, доказывала, что кроме постели есть много чего другого. И это другое куда более важнo для женщины. Особенно для уважающей себя женщины. Все разговоры отскакивали от подруженьки как от стенки горох. Она их просто не воспринимала... и правильно делала , как оказалось.

   Правда это выяснилось спустя некоторое время, где-то года через два. Олег перебесился, повзрослел, понял, что лучше Ирки не найти и взялся за ум. А ей никого другого и не нужно было, да... Так это все к чему? Ира и Олег не ругались. Вот просто совсем. А все конфликты решали в постели. Так и жили в мире и согласии пока не начали угасать сексуальные аппетиты мужчины. Почувствовав неудовлетворенность, Ирка утратила всепрощенчество, и над ячейкой общества иной раз гремели скандалы, переходящие в затяжные ссоры. И примирения достигались уже не в горизонтальной плоскости.

   Елена Павловна, видя это понимающе пoсмеивалась и писала сказки, в которых героини были похожи на молодую подруженьку: также беззаветно любили, прощали и мирились в постели. Ирка, вернее Ирина Александровна была в восторге от этого. Быть музой для широко известнoй в узких кругах писательницы. Что может быть лучше? А ещё она была очень благодарна Лене. За понимание и такт.

   - Знаешь, - призналась как-то раз, – я страшно рада, что именно ты моя подруга.

   - Аргументируй, – по–снейповски подняла бровь госпожа Ласточкина.

   - Легко, – коротко рассмеялась Ирка и принялась загибать пальцы, хитро поглядывая на Елену Павловну. – Во-первых, ты независтливая. Во-вторых, умная. В-третьих, благородная. В-четвертых,тактичная.

   - Да, я такая, – голосом кота Матроскина мурлыкнула тогда еще совсем не герцогиня. - Только непонятно, чего это тебя вдруг торкнуло...

   - А я объясню, – пoсмурнела Ирка. – Ты ведь всегда принимала меня такой, какая есть, не читала морали, не клевала мозг, хотя и осуждала.

   - Уж прям. Я не меньше других тебе втолковывала...

   - Оставь, – махнула рукой Ирка. – Я учила тебя больше: и как подойти к мужу,и что сказать, чтоб своего добиться, и как подластиться, обхитрить, замять назревающий конфликт. Я чувствовала себя такой мудрой, смотрела свысока, посмеивалась, а вся моя мудрость оказалась постельной сытостью. Сейчас нет ее и, пожалуйста, лаемся с Олежей как все.

   - Это все фигня, Ир, - остановила подругу Елена Павловна. – Главное, что вы вместе.

   А про себя она заметила, что была-таки права наcчет Ирки, что та слабовата на передок, что нельзя слишком отдаваться во власть чувственных переживаний. И только подумайте, стоило прожить жизнь в твердой уверенности в своей правоте, чтобы в следующей со всего размаха вляпаться в точно такие же отношения как у закадычной подруженьки. Тут невольно вспомнишь читателей, они-то сразу разобрались в проблемах госпожи Ласточкиной. Раскусили ее бдительные граждане, сразу смекнули почему она раз за разом возвращалась к этой теме. Озабоченная, похотливая, жалкая, позабывшая о чувстве собственного достоинства, размазывающая розовые сопли на сиропе нимфомака.

   Так или примерно так думала бывшая графoманка в тот момент, когда позволяла мужу себя целовать. Хуже того, она жарко отвечала , не в силах оттолкнуть Вэля. Вот понимала , что нужно гневно отпихнуть распоясовшегося вояку, треснуть по его чугунной башке, а ещё лучше по наглой морде и гордо удалиться. Желательно под дружные рукоплескания собравшихся, но можно и под сочувствующее молчание. Жаль, что это только мечты, на осуществление которых нет ни моральных, ни физических сил. Зато в наличии вагон оправдашек для себя любимой, главным из которых стало вечное: не поймут-с, дикари-с.

***

Нескромный поцелуй все длился и длился. Супруги никак не могли оторваться друг от друга. Собравшиеся с умилением наблюдали - надо же какая любовь у людей, и наградил ведь Всевышний... Особо экзальтированные особы (сорь за тавтологию) смаргивали слезы умиления. Впрочем, нашлись и те, кто осудил. Но больше из зависти. И шепотом.

   Наконец герцог неохотно оторвался от жены. Леди беспомощно всхлипнула и покачнулась словно пьяная. Да и его светлость порядком захмелел, словно махнул не кубок благородного скандийского, а чарку забористой грибной настойки, что привозят с далекого севера одетые в шкуры темнокожие венды.

   - О, как их разбирает, – закатила глаза молоденькая служаночка. - Не понимаю, что люди находят в поцелуях.

   - Приходи вечерком на конюшню, объясню, – подмигнул ей один из конюхов.

   - Благодарствуйте, – надула губки девица. – Джон кузнец давеча объяснял уже. Только обслюнявил да бока намял, а удовольствия чуть.

    - Ах, ты, врушка, - поперла на молодку оскорбленная в лучших чувствах кузнечиха. – Да мой Джонни на такую кильку и не взглянет! И чтоб ты знала , целуется он как бог!

   - Вот и смотри получше за своим поцелуйным богом, – не осталась в долгу молодая да ранняя.

   Конец их ссоры потонул в хохoте. Ругающихся баб и красного как пангейская помидорка здоровяка оттеснили подальше от господских глаз. Пусть разбираются на хозяйственном дворе, нечего трясти исподним перед их светлостями. А тем и дела нет, смотрят друг на друга, глаз отвести не могут. Наконец, леди совладала с собой, отстранилась и пригласила супруга и господина следовать за собой. Герцог, не будь дурак, отстраняться не захотел, жену не отпустил. Так что в дом они вошли рука об руку.